конца понукал своего мерина и метался вдоль колонны. Увязавший по самые бабки гнедой, тяжело вырывал ноги из грязи и шумно фыркал. Вскоре он вконец выбился из сил. Гружёная лишь свёрнутой попоной, амуницией и небольшим мешком с овсом Ярка, которую Всеволод вёл под уздцы, смотрела на рысака с искренним сочувствием. Как и воевода.
А вот лохматая лошадка волховуши, несмотря на тугие, перехваченные тороками вьюки, и висящие на боках сумки вовсе не знала усталости. Неторопливо вышагивая вслед за кобылой Всеволода, она безмятежно поглядывала сквозь палевую чёлку, изредка мотая косматой головой. Врасопряха, покачиваясь, ехала на ней, накрыв голову куполом капюшона и погрузившись в чтение какого-то пергамента. Со стороны казалось, будто ворожея не обращает внимания ни на окружавший их пейзаж, ни на суету отпрыска Ярополка.
Десятник Пантелей пристроился к ковыляющему Карасю и что-то пылко тараторил мужику, бурно жестикулируя обеими руками. Судя по фигурам, которые он рисовал в воздухе ладонями, речь могла с равной долей успеха идти, как о надутых ветром парусах, так и о прелестях женщин. Кузьма внимал ему, открыв щербатый рот.
Замыкал колонну мрачный, словно туча Видогост со своей десяткой и парочка навьюченных провизией, фуражом и свёрнутыми палатками ослов.
Вскоре, как и ожидал Всеволод, пойма закончилась и дорога пошла вверх. Грязь и слякоть остались позади. Выбравшись на небольшую открытую поляну, воевода остановил отряд и дал людям время счистить грязь с сапог и передохнуть. Стоящее в зените солнце прогревало землю, но, хвала богам, не пыталось снова превратить день в пекло.
Привалившись спиной к стволу берёзы, воевода меланхолично перетирал зубами кусок вяленого мяса, когда к нему подошла Врасопряха. Колдунья, конечно же, была в сопровождении Ксыра.
– Споро идём, воевода. Таким ходом часа через четыре будем у Камаринской Вежи, неплохо бы устроить там привал, поелику, признаться честно, у меня уже всё тело ноет, – потягиваясь словно кошка, заявила волховуша. Хитро скосив глаза на Всеволода, она добавила, – а в особенности одна его часть. И как только вы – мужчины проводите столько времени в седле.
– Нет. У Вежи отдыхать не будем, дойдём до Горелой засеки. Там на ночь лагерем и встанем, – Всеволод смотрел не на гибкий стан морокуньи, а за её спину, на Ксыра.
Молодец, остановившись от них в нескольких шагах, уселся на торчащий из земли обомшелый валун. Расправив плечи, богатырь подставил солнцу спину. Лучи светила заиграли золотом в его русых волосах, сделав великана похожим на сурового, седого бога.
– Но ведь до засеки весь день шагать. Вёрст двадцать будет! – недовольно цокнула языком колдунья.
– У Вежи не встанем. Там не отдыхают, – упрямо повторил окольничий.
Врасопряха нахмурилась, теребя косу, и удивительные глаза её мгновенно потемнели, став цвета ореховой коры. Всеволод про себя подумал, что окрас их, видимо, зависит
