ули с облегчением – внутри сидела собака, которую они поместили в капсулу полчаса назад: мокрая, всколоченная, но живая, и даже с виду невредимая. Экспериментаторы загомонили, поздравляя друг друга, хотя повода для торжеств не наблюдалось, а несчастная псина выглядела жалко: она плакала, скулила, прижимала уши и таращила на обидчиков трагические глаза, полные слез.
– Ну-ну, Найда, – пророкотал руководитель проекта, Платон Геннадьевич, пеняя участнику эксперимента с укоризной. Ярослав вытащил Найду из капсулы; собака задрожала и напрудила на полу лужу. Заместитель руководителя, Виталий Андреевич досадливо крякнул, Роман поискал глазами тряпку, а лаборантка Аня разрыдалась, глядя, как Найда, у которой разъезжались трясущиеся ноги, елозит по скользкому покрытию.
– Что мы делаем, это жестоко! – крикнула она.
Она выбежала из зала; Платон Геннадьевич с упреком посмотрел на Романа, и тот нахмурился, сконфуженный выходкой жены. Ярослав пожал плечами, давая понять, что припадки лаборантки его не касаются, и потащил упирающуюся Найду на улицу, а огорченный Виталий Андреевич потрусил за Аней, бормоча:
– Анечка, голубушка, все понимаю, не бери близко к сердцу. Найда очухается за полчаса, а ты расстроишься на весь день, побереги нервы.
Потемневший Роман тоже подошел к Ане и процедил, двигая желваками:
– Прекрати истерику, или я отправлю тебя домой.
– На себе бы попробовал! – вспыхнула Аня. – Смелые, как животных мучить.
Виталий Андреевич испугался, что грянет еще и семейный скандал, и быстро заворковал:
– Анечка, в космос тоже сначала собаку отправили, и на скольких животных испытывают лекарства, приходится жертвовать… а лабораторные мыши, крысы, лягушки? Надо закаляться, обрастать толстой кожей, поговори с биологами, это те еще садюги. Пойми, мы не могли запустить в параллельное пространство человека, технология не отлажена, и мелочь не годится, не показательно. А Найда молодец, почти в норме, посмотри.
Утешая девушку, он сам чуть не плакал. Аня, бессознательно следуя его советам, посмотрела в окно: Ярослав сажал Найду в будку из ящиков, и собака, оклеймавшись, уже скалила клыки на рабочих, которые сгружали у стены ящики с оборудованием.
Аня вытерла слезы.
– Извините, – сказала она. – Глупо. Просто эти ее глаза, и я… – она поежилась, вспоминая плачевный вид Найды, которая за время их эксперимента словно побывала в собачьем аду.
Когда она вернулись в зал, Платон Геннадьевич, довольный, несмотря на склоки, великолепным результатом эксперимента, горделиво расхаживал вокруг установки.
– Несомненный успех, – изрек он, покосился на Аню и язвительно уточнил. – Если не считать мелких эпизодов. Все-таки давайте сосредоточимся, работы много: нам надо снять показания и оформить подробный протокол, чтобы не было разночтений, а то нас замучают по инстанциям.
На его бесцветном лице изобразилось подобие улыбки. Вернулся Ярослав, отряхнул руки и шутя пожаловался:
– А я собачатиной пропах.
Эта дурашливая реплика немного разрядила обстановку. Виталий Андреевич искательно поглядел на коллег, призывая всех к миру и гармонии, и рассмеялся; инженеры вернулись к установке и забыли про Найду. Но насупленный Роман все еще дулся на жену, а Аня, чувствуя за собой вину, робела и не решалась подавать голос. Снимая показания с датчиков, она старалась изо всех сил. Потом закончилась ее смена, и Платон Геннадьевич отпустил свою ранимую сотрудницу на все четыре стороны.
– Иди, восстановись, – приказал он. – Пригаси эмоциональный фон, ты устала.
Аня одна засобиралась домой. К тому времени работа была в разгаре, и коллеги даже не отвлеклись, только Роман все же снизошел до жены и хмуро кивнул. Вздохнув, Аня убралась от греха подальше; она надеялась, что оскорбленный муж доберется до дома за полночь, и вымотается к тому времени достаточно, чтобы все забыть и великодушно помиловать супругу.
Вахтер на посту мирно посапывал за пыльным стеклом. Аня вышла из корпуса, с удовольствием вздохнула полной грудью и пошла по полигону, созерцая рыжее предзакатное солнце, которое опускалось за сосны и корпуса института. Темнело, и в окнах зданий горел убаюкивающий свет, внушая Ане, что исследовательский комплекс занят исключительно делами, служащими прогрессу, и что здесь никогда не происходит ничего дурного. Налюбовавшись индустриальным пейзажем, она заглянула в магазин у проходной, купила батон, бутылку кефира, и мысленно освободилась от работы, погружаясь в семейные хлопоты. Придя домой, она распахнула окна; в квартиру ворвалась прохлада, Аня вышла на балкон, опустилась в кресло, блаженно вытянула ноги и понаблюдала за детьми, которые играли в футбол на площадке. Домашняя обстановка придала ей сил, и она засмеялась над собой, не сомневаясь, что завтра сотоварищи позабудут ее комичную оплошность.
Роман
