я тонко чувствовал ее настроение. А менялось оно у нее довольно часто и без видимых причин. Случалось, в разгар нашего оживленного разговора она вдруг затихала, и лицо ее гасло. Я спрашивал, в чем дело, но она отводила глаза и молчала.
«Опять с матерью поссорилась?» – подсказывал я.
«Да!» – охотно хваталась она за брошенный канат.
Иногда, внезапно к ней повернувшись, я перехватывал ее серьезный, глубокий взгляд, который она по причине его гипнотической сосредоточенности не успевала отвести, и я читал в нем взрослую материнскую печаль. Как будто она уже знала наше будущее и жалела нас. Что поделаешь: Кассандра живет даже в женщине-ребенке, и все женщины, как одна считают нужным предсказывать только несчастья. Мало-помалу я пришел к мысли, что она носит в себе занозу неизвестной, чуждой мне породы, которая исподволь беспокоит ее и томит. Поначалу я думал, что здесь замешаны ее отношения с родителями. Ну, как же: мать пьет, отец бьет. Не оттого ли она всегда уходила от меня с большой неохотой? Оказалось, что мать и в самом деле пьет и придирается, а отец хоть и попивает, но любит ее и всегда защищает. Чем я мог ей помочь? И с моей легкой руки она почти все вечера стала проводить у меня. Делала вместе со мной свои бухгалтерские уроки, ужинала с нами, смотрела телевизор и о чем-то шепталась с матерью.
Однажды в конце ноября я пришел за ней и, как обычно, ждал ее на лестничной площадке между этажами, когда до меня вдруг донеслись глухие, косноязычные раскаты крепнущей ссоры. Внезапно дверь ее квартиры с треском распахнулась, и на площадку вылетела Натали. Ее догнал звенящий визг:
«Ну, погоди! Лешка вернется, я все ему расскажу!»
«Дура! – согнувшись, сжав побелевшие кулаки и тряся скрюченными руками, забилась в истерике Натали. – Пьяная дура, дура, дура, дура, дура, чтоб ты сдохла!..»
И скатилась по лестнице прямо в мои объятия. Несколько минут ее сотрясали рыдания, и когда от них остались лишь детские всхлипывания, я обнял ее за плечи и повел на улицу. Пока мы шли ко мне, она не обронила ни слова и потом сидела на диване, сложив на коленях руки и смахивая слезы с глаз. Наконец она затвердевшим голосом сказала:
«Ладно, все нормально…»
И тогда я спросил:
«Кто такой Лешка?»
Она отвернула лицо и долго не отвечала.
«Сосед, – наконец сказала она, все так же не глядя на меня. – В армии сейчас…»
«И что?» – спросил я.
«Понимаешь, – повернула она ко мне возбужденное лицо, – эта пьяная дура с его мамашкой решили нас поженить! Нет, ну ты представляешь, а?»
«А как они могут вас поженить без твоего согласия? Ведь ты же не хочешь с ним жениться?»
«Конечно, не хочу! – воскликнула она. – Я что, дура что ли?!»
«Ну, и хорошо! – широко улыбнулся я. – Дождись лучше меня! Я скоро вырасту и женюсь на тебе! А пока пойдем пить чай!»
Когда мы вернулись в комнату, она сказала:
«Сыграй
