на подробностях, которые мог бы опустить, ради них заставляю биться мое охваченное воспоминаниями сердце! Особое, ни с чем несравнимое состояние бытия, которое хочется одновременно продлить и преодолеть, потому что дальше будет еще лучше, но ТАК уже не будет!
Мы выпили, и я спросил:
«Почему ты не ешь?»
«Не хочу. Нахваталась, пока готовила. А ты ешь. Потом еще горячее будет…» – прищурилась она с особым, острым смыслом.
Шампанское подействовало, и я ощутил головокружительное вдохновение.
«Ирочка, – ведомый любовным инстинктом, начал я, – мне страшно неудобно!»
«Почему?» – удивилась Ирен.
«Я столько раз представлял, как мы окажемся одни, и я скажу, что я… Ну, в общем, скажу, что я страшно рад быть с тобой наедине… А вместо этого я, как голодная овчарка, набросился на еду!»
«Ну, что ты! Это же нормальная мужская реакция!»
«Нет, не нормальная! И мне стыдно! Извини!»
«Глупости!»
«Нет, не глупости, потому что я тебя… люблю! Ирочка, можно, я тебя поцелую?» – вскочил я.
Она улыбнулась и медленно встала:
«Ну, иди, целуй…»
Я кинулся к ней, мы вцепились друг в друга и через пять минут оказались в ее постели.
2
Каждого из нас можно представить в виде хвостатой кометы: пышущее жаром ядро – сиюминутное состояние наших органов чувств, наше настоящее, и раскаленный, теряющий яркость хвост – наши воспоминания, следы нашего пребывания в прошлом. Чем длиннее и ярче хвост, тем своеобразней комета, тем решительнее она отличается от холодных небесных камней.
…Мы лежали на узкой кровати: я – на спине, Ирен – уложив голову мне на плечо и забросив согнутую в колене ногу на мои бедра. Поза абсолютного доверия, как я ее называю. Минуты, когда даже самая независимая женщина переживает состояние покорности. Мое размякшее ядро застряло на границе двух времен. Умиротворение, какого я уже давно не испытывал, переполняло меня. Бережно прижимая к себе мою белокурую, разомлевшую добычу, я рассеянным взглядом бродил по потолку, где трепетали стеариновые тени. Победивший все прочие запахи пряный аромат любимых волос ласкал мое обновленное обоняние, моя беззащитная кожа срасталась с теплой кожей Ирен, а на губах таял винный вкус ее губ. От оживленного в этот час коридора нашу келью отделяла тонкая дверь, и громкие, любопытные голоса жили и смеялись буквально рядом с нашей кроватью. Единственная досада, к которой следовало привыкнуть.
Далее тянулся раскаленный хвост подробностей: торопливо срывающие одежду руки, мечущиеся по обнаженному телу ладони, лихорадочные ненасытные поцелуи, каучуковая упругость набухшей груди, обжигающая дрожь твердокаменного копья, замирающий восторг копьеносца, короткий штурм крепостных ворот, вторжение, слепое упоение схватки, стонущий коллаборационизм осажденных, их ликующая капитуляция и судорожное исполнение заветной мечты. Каких-то особых инструкций перед штурмом я не получил
