Однако надежное ранее средство на Нину не действовало: от нее веяло прохладной сдержанностью. Удивляя учителей ненормальным рвением, я тянул руку, чтобы выйдя к доске, попытаться поймать ее взгляд. Но его от меня рассеянно прятали, лишь иногда одаривая быстрой, виноватой улыбкой. Что еще я мог сделать? И я натягивал ненавистную маску шута и лез из кожи вон, чтобы возбудить ее нежную, смущенную улыбку. Я был неглуп и остроумен и, желая привлечь внимание Нины, регулярно подавал со своей «камчатки» удачные реплики, заставлявшие класс давиться смехом. Словом, я делал, все, что мог. Не позволил себе лишь одного: демонстративно приударить за другой девчонкой. Так и жил – непорочный, неприкаянный и одинокий.
Сообщу о некоторых открытиях, что совершил в то время, но сформулировал много позже. Итак:
Любовь – чувство самодостаточное: взаимность желательна, но не обязательна.
Так называемая «первая любовь» есть апофеоз бескорыстного детского и отроческого влечения, которое даже будучи отвергнуто, навсегда поселяется в душе, оставаясь последним прибежищем человечности даже самого отпетого негодяя.
Если капнуть на нее фиолетовым лакмусом плотского влечения, она не изменит своей белоснежной, ангельской сути. Поцелуй в этом возрасте есть лишь подтверждение взаимности, а вовсе не дверь в покои похоти.
Притворство – такая же равноправная часть любви, как и искренность, а обман во имя любви порой весомее клятвы.
Если бы один человек умел читать мысли другого, это бы был совсем другой мир. Не читать их, но чувствовать – вот участь влюбленных.
И еще одно любопытное открытие, которое я по причине скудоумия не мог тогда сформулировать, и которое вошло в меня в образе коварной Вальки, а именно: здоровый эгоизм юности считал мое чувство к Нине уникальным и неповторимым, а Валькино ко мне – вздорным и несерьезным. Иначе говоря, я априори отказывал в высоком чувстве другим, удивляясь той ожесточенности, с которой они его отстаивали. Весьма, кстати говоря, живучее и долгоиграющее заблуждение. Можно только удивляться, что имея возвышенное основание, оно вместо того чтобы поделиться им с человечеством, делает многих его врагами.
Весной случилось чудо: моя красавица оттаяла. К этому времени весь класс сошел с ума. Никто не скрывал своих симпатий, Валька спуталась с Гошей, и мне, наконец, было позволено проводить мою принцессу до дома. Счастье мое было так велико, что накрыло собой весь мир. Дошло до того, что я добился ее разрешения сидеть с ней за одной партой! Наверстывая упущенное, мы шептались на уроке, как малые дети. Тем же самым была занята б0льшая часть класса. Моему счастью был отпущен целый месяц, и на выпускном я, обжигая пальцы о нарядное темно-синее платье Нины, первый раз в жизни и весь вечер с ней танцевал.
Я смотрю на фотографию из того времени. Мы с Ниной стоим в школьном саду под распустившейся, как наши чувства яблоней – юные и смущенные, словно нежно-розовые бутоны перед опылением. Она одного со мной роста и своим развитием превосходит
