нужно было создать и зарегистрировать российское СМИ. Если бы мы захотели работать под американским брендом RTVi, это потребовало бы гораздо больше времени на бюрократические процедуры. Ну и кроме того, Гусинский волевым решением обязал радиостанцию «Эхо Москвы» помогать нам. Против чего, кстати, Алексей Венедиктов пытался возражать, но позднее, сменив собственное неприятие этого проекта на заинтересованность в нем, в конце концов и добился моего увольнения, забрав «Эхо-ТВ» в свои руки.
Пока же, на стадии создания телекомпании, я в полной мере ощутил, что значит оказаться мишенью для разгневанных членов УЖК. Так сказать, я примерил на себя шкуру Коха или Чубайса. Обещание Киселева не мочить меня в СМИ было сдержано лишь в том смысле, что сам он ничего не говорил, но и подчиненных не сдерживал. Может, не хотел, а может не мог. Кричевский иронизировал, что Норкин будет работать на «конголезском телевидении», намекая на то, что аудитория нового телеканала находится за пределами России. Шендерович сетовал, что, уходя с отечественного телеэкрана, Норкин «совершает творческое самоубийство». Но это были еще вполне миролюбивые заявления, а в основном все крутилось вокруг обвинений в предательстве. Особенно выделялось интервью Володи Кара-Мурзы, в котором он заявлял, что, цитирую, «Норкин продался Гусинскому!» Услышать такое, конечно, дорогого стоило!
Впрочем, Володя периодически ставил и ставит меня в тупик своими умозаключениями, и, хотя к его фамилии сейчас и добавляют слово «старший», я никогда не мог относиться к нему всерьез. Соответственно, и обижаться на его заявления при всем желании не получалось. Владимир Кара-Мурза-старший – человек не совсем обычный. Про таких людей говорят, что у них присутствует обостренное чувство справедливости. Иногда эта черта характера подавляет в индивидууме все остальное, в том числе, здравый смысл, ощущение реальности. И человека заносит в такие дебри, что становится и страшно, и смешно одновременно. Например, когда проект ТВС стремительно разваливался, в Уникальном Журналистском Коллективе быстро назначили виноватого. Им оказался Кричевский. На имя Киселева поступило коллективное письмо, которое, в числе прочих, подписал и Володя. Объяснял он мне все эти страсти следующим образом: «Я вообще-то никогда никаких писем не подписываю. Но мне сказали, что Гриша – мудак, и надо подписать. Я и подписал!» Логично, не правда ли?
Позже, когда уже после закрытия ТВС мои непримиримые критики, забыв на время то, что они говорили про меня, пришли работать на RTVi, был в их числе и Кара-Мурза. Однажды он позвонил мне и радостным голосом спросил, слышал ли я про отставку Устинова? (Владимир Устинов, Генеральный прокурор РФ с 2000 г. по 2006 г. – прим. автора) Я ответил, что не только слышал, мы об этом рассказываем в эфире. «Вот!» – сказал Кара-Мурза, – «Видишь? Мы его критиковали, и его сняли!» Я даже поперхнулся от такого вывода и посоветовал ему
