рещала что-то или сомневалась в правильности моих решений.
Я удивлялась, когда слышала от одноклассников, что мама может ругаться, наказывать, а то и «убить, если узнает».
Но мама может. Мамы бывают разными. По разным причинам.
Дети вырастают с любыми мамами. Вырастают разными.
Я стала такой, какая есть, не только благодаря маме. Я многое взяла от папы, от бабушек и дедушек, от старшей сестры. Я посвящаю эту совсем не автобиографическую книгу моей семье, семье, в которой я выросла.
Спасибо вам за то, что я есть.
Такая, какая есть.
*********************************************************************************
1
– Один, два, три, четыре… двадцать восемь, двадцать девять… сто пятьдесят шесть, сто пятьдесят семь…
Аля механически считала шаги, заполняя ритмом голову и исключая возможность размышлять, думать, анализировать.
– Двести шесть, двести семь, двести восемь…
Перешагнула через трещину на тротуаре. Наступать на неё – плохая примета, день не заладится. На цветную плитку запрет, можно идти только по серым квадратам и ставить ногу так, чтоб помещалась чётко посередине.
Она внимательно смотрела под ноги, чтобы не нарушать правила, придуманные много лет назад. Она знала, что нормальные люди не считают шаги и не замечают стыки между плитками. Значит, она ненормальная. Разве кому-то мешают её привычки? Когда человек курит на ходу и все вдыхают его дым, мешает. А её привычки – нет. Разве что ей самой. Ну вот, сбилась.
Аля вздохнула, покачала головой и начала заново:
– Один, два, три, четыре…
Она давно разрешила себе сбиваться сколько угодно раз. Когда была ребёнком, расстраивалась. Тогда казалось, она считает из интереса: сколько шагов до остановки, до школы, до библиотеки. Потом поняла, что ей всё равно сколько. Ей просто нравилось считать. И нравилось, что никто не может мешать это делать. Никто не научился залезать к ней в голову.
– Расправь плечи!
– Не сутулься!
– Ставь ноги ровно!
– Не шаркай!
– Подними голову!
– Вынь руки из карманов!
– Улыбнись!
– Ты же девочка!
Когда маленькая Аля ходила с мамой, поток замечаний не иссякал. Аля очень не хотела огорчать маму ни спиной, ни походкой. Она запоминала и старалась делать правильно. Но годы шли, а мамино недовольство не заканчивалось. Чтобы не слышать одёргивания, Аля сделала попытку включать музыку в наушниках.
– Ещё чего! – фыркнула мама. – Ты идёшь по улице со мной. Изволь освободить свои уши.
Аля освободила уши, но голову заняла счётом.
– …тридцать три, тридцать четыре, тридцать пять…
Что-то блеснуло на асфальте. Правая ступня остановилась в опасной близости от глубокой трещины. Аля смотрела на находку и сомневалась, стоит ли поднять. Мама учила не брать чужое. Присела на корточки, не обратив внимания, что под ногами оказался асфальт с изъяном. Необычная монета, крупнее привычных размеров и другого оттенка, не «золотого» и не «серебряного», переливалась сине-розовым металлическим светом. Аля огляделась. Монету наверняка кто-то только что потерял, иначе её давно бы уже подняли.
Но никто в зоне видимости ничего не искал. Поколебавшись, Аля подняла находку. Она оказалась неожиданно холодной, хотя лежала в лучах солнца и должна была нагреться. Пожав плечами, опустила монетку в карман куртки. «Всё равно кто-то поднимет, почему не я?» – подумала она, удивившись своей смелости, ускорила шаг и начала счёт с начала.
2
Пять автобусных остановок спустя Аля оказалась на работе. Она любила прийти пораньше, чтобы успеть подготовить класс к появлению детей: проветрить, вымыть доску, разложить на партах материалы, рассадить плюшевых помощников на учительском столе.
В кабинет заглянула Ирина Петровна. Строгая и стильная, она идеально подходила на должность директора учебного центра, в котором работала Аля.
– Я снова прошу вас: уберите ваших зайцев-мишек-кошек. У родителей обучающихся у нас детей другой запрос.
– Ирина Петровна, это же дети. Им так понятнее.
– За занятия платят родители. И им это непонятно!
– Ну давайте я им объясню!
– Не надо ничего объяснять. Просто уберите
