просто ведь здорово! Что ж, троекратное „да!“ Болту!»
Трудно сказать, насколько это правильно, хотя, наверно, вполне оправдан тот факт, что из-за звонков Болта мы на какое-то время даже выкинули из головы проблемы Кости. Любая тема стала переводиться в мысли о предвкушении радостного воскресенья; я, Арман, Саня, Женя, Даша, Миша, Люба, Леша, Боря, Павел и даже Степа и еще многие наши друзья – мы все стали думать только о встрече!
В четверг, кстати, мне довелось пообщаться с Лемеховым. И надо было видеть, как он сокрушался…
– Я вообще все неправильно понял, по ходу, – твердил Степан, явно сожалея.
– Это бывает, – заметил я. – Но не расстраивайся так. Ты же только предполагал, а подавляющее число предположений – это заведомая ложь. К тому же ты уже признал свою ошибку…
– Да, только это все слышали! Понимаешь? Весь актовый зал слышал мою …, – выругался он, – и мелкие, и седьмые классы. Придется как-то извиняться теперь.
Итак, это было в четверг, а в пятницу Болт дозвонился и до меня. И сразу предложил встретиться во дворе для обсуждения перспектив воскресенья. Что ж, в такие моменты уговаривать меня ни к чему – уже через десять минут я сидел на скамейке возле детской площадки.
Так выходило, что Болт чуть задерживался, поэтому, ожидая его, я мог спокойно подышать свежим воздухом и посмотреть вокруг – на небо, на голые деревья, на девочку, что строит снеговика, на садик, располагающийся совсем рядом… Погода ныне стояла ни то ни се, – но мне все нравилось. Удивительно, но сейчас я не испытывал неприязни ни к небу, которое до краев покрылось облаками и тучами, ни к снегу, покрывшему наше первое футбольное поле, на котором начиналась моя «футбольная карьера», ни ко всей зиме. Природа заняла промежуточное положение: ни потепления, ни морозов не предвидится; возможно, что она медитирует – так чего ж ее торопить? Зачем мешать? Пусть и снегири полетают, и северный ветер повеет, и березы в хрупком инее покрасуются, и небольшой морозец обдаст!
«Я ненавижу зиму, – размышлял я, – но не могу ненавидеть природу».
В это время мимо меня проходил один пожилой человек с палочкой, и я сразу узнал в нем Михаила Львовича, автора того самого знаменитого афоризма про теннис, Китай и Купчино. Мы поприветствовали друг друга.
– Скучаешь? – спросил он меня.
– Да, есть немного. Друга жду.
– А по теннису скучаешь?
Тут я посмотрел в его глаза и ответил:
– Разумеется. Для меня теннис – это больше, чем игра.
– Вот это ты хорошо сказал, – оценил он и крепко-крепко пожал мне руку. – Ну, до весны. Там и увидимся.
– Обязательно, Михаил Львович. До встречи.
Он ушел, и я вдруг подумал о том, как неоднозначно отношусь к пожилым людям. Вообще, я их не слишком люблю. Причины ясны: вечно
