были хитрыми, эти ассинибойны, и сердца их были холоднее зимнего льда. Пока одни из них продолжали стрелять в нас, укрывшихся за фургонами, другие проползли к вигваму сзади. намереваясь войти в него и убить тех, кто был внутри. Они стали выдергивать колышки, которыми крепилась к земле обшивка вигвама, и пролезать под ней, и моя мать это услышала и вместе с детьми выскочила наружу. В это же время враги стали стрелять по нам с другой позиции, к северу от фургонов.
И тогда отец крикнул нам:
– Скоро они станут стрелять со стороны вигвама! Если они нас окружат, мы будем уничтожены! Мы должны укрыться в лесу, идите за мной!
– Да! Идем! Дети, держите рты закрытыми! – сказала Лиззи.
– Мы должны ползти, прижимайтесь к земле, пока не отойдем от них подальше, – сказал я.
– Да, так. А теперь следуйте за мной, – ответил отец.
Мы отползли на сотню шагов или больше, добрались до рощи, потом встали на ноги и немного постояли, прислушиваясь. Враги продолжали стрелять по фургонам, больше мы по пути ничего не слышали. Мы прошли через лес к озерной протоке, спустились к широкому мелкому броду и там, держа детей на руках, ее перешли. В это время враги перестали стрелять – несомненно, они поняли, что за фургонами нас нет. Мы прошли вниз по каменистому восточному берегу, потом ушли с него в осиновую рощу, поднялись выше на склон хребта и там отдохнули. На душе у нас было тяжело, просто ужасно.
Моя мать начала плакать:
– Мы все потеряли, – причитала она, – наших лошадей, наши фургоны, всю нашу одежду, все вещи, которые так нам дороги, потому что они служили нам много зим!
Моя женщина плакала с ней в унисон, и дети тоже. Только Лиззи не потеряла присутствия духа:
– Мы целы! Мы здоровы и полны сил! У нас будут другие лошади и фургоны, мы скоро приобретем все, что потеряли! Все это ерунда, птичья голова13! – говорила она так настойчиво, что мой отец и я улыбнулись.
Настало утро. Мы увидели своих лошадей, которые паслись на большой равнине ниже озера. Над нашим вигвамом поднимался дым, в него входили и выходили люди, другие разбирали содержимое наших фургонов. Когда солнце проделало небольшой путь в синеве, несколько врагов привели лошадей, оседлали нескольких из них нашими седлами и остальных навьючили теми из наших вещей, которые им приглянулись. Потом они принесли много сухих веток, обложили ими фургоны и вигвам и подожгли. Моя мать и моя женщина снова заплакали, дети тоже – они видели, как все наше добро пропадает в дыму и пламени. Лиззи грозила врагам кулаком и называла их ассинибойнскими собаками. Мы с отцом ничего не говорили – мы думали о том, как трудно будет нам и как долго это будет – восстановить все, что мы потеряли. Мы смотрели, как враги спускаются по равнине с нашими лошадьми и в устье Быстрой реки пересекли более широкую реку и ушли на восток за хребет. Мы знали, что возвращаться на место, где стоял наш лагерь, бесполезно: ничего из того, что могло бы нам пригодиться, мы бы там не нашли. Свои капканы мы бросили. Мы перешли
