я хороший. В доме устроили маленький праздник, с лучшими пирожками для хозяев и немногих гостей, с угощением для меня. Поверив свидетельству инквизиции, вчерашние враги наперебой искали моего расположения, молодые при этом поглядывали на Инес, она ведь чудесная юная кошечка – пушистая, шустрая, лёгкая. Конечно, пушистая у неё только шерсть, положенная человеческим кошкам – мягкие волнистые волосы цвета кофейных зёрен, ресницы – длинные, как у моего друга из инквизиции, брови – ровные, тонкие, пожалуй, они не пушистые, но красивые всё равно. А уж эти блестящие глазки! Красивее только мои!
Наконец, соседи ушли по домам. В Сегилье не принято засиживаться за полночь – на рассвете простолюдины начинают добывать себе хлеб.
Убирая со стола, Инес спросила сеньору Фелисию:
– Бабушка, ты говорила, что не осмелилась бы пойти выручать нашего малыша, будь следователь не де Суэда.
– Отец тебе не рассказывал о своём полковом командире?
– Только что он благороднейший человек, очень смел и сведущ в военном искусстве. И всегда добавлял – от войны женщинам нужно держаться подальше.
– Нужно, но не всегда убежишь. Ты уже не ребёнок. Должна понимать, что с женщинами случается, если город берёт неприятель.
– Не только с женщинами… – прошептала Инес, наклонив голову.
– Да, не щадят ни стариков, ни детей. Всех убивают, кто мешает солдатам пограбить.
– Старший сеньор де Суэда…
– Не задерживал жалованье, не позволял воровать интенданту, лекарей нанимал самых лучших. Следил, чтобы и в тяжком походе солдаты могли отдохнуть. В полку его слушались беспрекословно, а он не позволял грабить, даже… – сеньора Фелисия запнулась и замолчала.
– Даже что?
– Даже в нарушение прямого приказа командующего.
– Быть не может! Командующий приказывал грабить и… убивать? Не может быть, ведь эспанцы – не мовры!
– Дитя… так принято на войне. При подавлении бунта – подавно.
Мы с Инес напряглись. Её исколотая иголкой нежная ручка вцепилась в мою шерсть на загривке. Мы не могли отвести глаз от сеньоры Фелисии, а она, вздохнув, продолжала:
– Герцог Альда объявил: солдаты полка, который возьмёт мятежную крепость, могут в ней освежиться. Значит – грабить сколько угодно и не миловать никого. Крепость взял полк, где служил твой отец под началом дона Эстебана де Суэда, но тот велел повесить только зачинщиков бунта, а трогать простых горожан запретил. Ещё после боя распорядился всем солдатам и офицерам искупаться в реке или хотя бы облиться водой.
– Освежились… – Инес улыбнулась и погладила меня, а я замурчал. Отец нашего друга отлично придумал, сын, конечно, в него.
– Герцог был в ярости.
– Неужели? Его рассердило великодушие?
– Награбленное можно зачесть за счёт жалования, а тем, кто отличился, когда не разрешается или нечего грабить, жалование даже задерживать невозможно – возмутится вся армия.
Ай
