прийти в себя от пережитого. Оторванная голова, валявшаяся на песке лагерной линейки, неотрывно стояла перед глазами, но это был совсем не тот случай, когда что-то случается с кем-то одним, а все остальные, находясь в безопасности, глазеют, сгорая от любопытства.
Из состояния нервного шока бойца вывел бесцеремонный тычок сапога в задницу.
– Вставай, бздун!..
Сашка поднял голову и увидел неизвестно откуда взявшегося, злого как чёрт сержанта.
– Я… Я… Ничего… – забормотал Сашка.
– Тоже мне, ничего… – передразнил его сержант. – В лес вон удрал… Собирай вас теперь…
Сашка уже осмысленно посмотрел на командира и вдруг заметил затаённый, глубоко спрятанный страх, всё же читавшийся в глазах сержанта, и понял, что это была нарочитая, по долгу службы, грубость. А тот, словно отвечая на невысказанный вопрос, сказал:
– Впрочем, наверно, так и надо было. Только сейчас кончай труса праздновать и дуй в лагерь.
– А что там? – испуганно спросил Сашка.
– Сам всё увидишь, – ворчливо отозвался сержант и дружески подтолкнул бойца в спину.
Лагерь представлял страшное зрелище. «Юнкерсы» зашли предельно точно, и бомбовые серии легли как раз по линии палаток, так что теперь вместо правильных рядов образовались цепочки глубоких дымящихся воронок, вокруг которых было разбросано множество окровавленных, полуголых тел.
В одном конце лагеря ярко горела полуторка хозвзвода, в воздухе кружились непонятные чёрные хлопья, и бывший там же дощатый сортир унесло неизвестно куда; на другом конце, у края искромсанной взрывами линейки валялся поломанный грибок, а под ним, сжимая в руке винтовку, лежал так и не ушедший со своего поста мёртвый часовой.
Судя по крикам и стонам, доносившимся со всех сторон, среди убитых ещё лежало много раненых, которым требовалась немедленная помощь, и именно осознание этого факта вернуло Сашке возможность соображать. Он посмотрел на себя, увидел, что на нём, кроме майки с трусами и сапог на босу ногу, ничего нет, зло выругался.
Сашка почему-то решил, что надо как-то одеться, но шедший следом сержант беззлобно прикрикнул:
– Ну чего встал, олух? Живей беги за носилками! Раненых собрать надо…
– Ага, – машинально кивнул Сашка и побежал в конец лагеря, туда, где раньше размещался медпункт.
Там уже командовал другой сержант. Рукав его гимнастёрки был окровавлен, но сержант, не обращая внимания на ранение, толково распоряжался. По его приказу десяток бойцов собирали разбросанные медикаменты, и полуодетый фельдшер уже начал обихаживать первых раненых.
Сашка как раз раздвигал очередную раскладушку, когда краем глаза заметил, что к ним от леса бежит лейтенант. Видимо, для того, чтобы сократить расстояние, он бежал прямиком через лес от городка, где жили командирские семьи. Портупея у него съехала набок, на гимнастёрке проступали тёмные пятна пота, но лейтенант,
