иметь дело не с локальным ударом по расположению Третьей армии, а с мощным, и главное, – успешным наступлением врага по всем направлениям.
Настроение в отряде было подавленным, и, хотя Гольц пытался держать железную дисциплину и не допускать никаких пораженческих мыслей, а уж тем более, слов, простые солдаты все чаще и упорнее шептались о том, что подмоги ждать не от кого, что война, как пить дать уже проиграна, что умирать, бегая по лесам от зондеркоманд не хочется, что, может быть, умнее всего было бы сейчас покориться вражеской силе и сдаться. Федор, было, тоже прислушивался к этим разговорам, но после того, как Гольц перед строем шлепнул одного из активных «пораженцев», стал снова соглашаться со Степаном, который твердил, что «война войной», а дом родной – в Еловке, вот туда и надо стремиться. А Гольц, дескать, нам не указ, пока по пути, так и хорошо, а дале – посмотрим. После той самой расправы перед строем пара бойцов как-то незаметно отбилась от отряда, то ли случайно сгинув в пуще, то ли нарочно. А отряд продолжал сквозь белорусские леса и недружелюбные деревни упорно продвигаться на восток, и у каждого его составляющего была своя на то причина: кто-то, как Степан и Федор мечтал попасть поскорее домой, кто-то, и таких было, все-таки, большинство, стремился присоединиться к регулярным частям, чтобы мстить безжалостному врагу за поруганную Отчизну, а сам Гольц за всей свой пламенной идеологической правильностью, берег последнюю пулю для себя, поскольку с его именем-отчеством попадать в плен к нацистам в любом случае не следовало.
***
– Отдохнули и годе, – произнес Степан, тормоша Федора.
– А я думал – проснусь, а тебя уже и нету, – проморгавшись, сказал Федор.
– Хватит дурить, я ж сказал – не кину…
Взгромоздив товарища на спину, тяжело вздохнув и сплюнув, Степан, слегка пошатываясь, побрел вдоль лесного оврага, думая про себя, что Федька прав, надо его оставлять в лесу, если… до вечера не попадется какого-либо хутора.
***
Деревни, которые попадались по пути, отряд Гольца старался обходить стороной; во-первых, всегда была опасность нарваться на крупный отряд немцев, а во-вторых, почти в каждой деревне были организованные команды полицаев, и, именно они, за два неполных года пребывания в составе СССР не только не успевшие полюбить советскую власть, но, наоборот, успевшие ее люто возненавидеть, проявляли особое рвение в ликвидации «краснопузых недобитков». Приходилось с этим считаться, и скудные, но необходимые запасы продовольствия делать на небольших хуторах, благо хуторов, состоящих из одного-трех домов, в Полесье было достаточно в отличие от Центральной России, где выселки встречаются редко среди людных сел и деревень. Хуторяне, хотя и смотрели злобно на нежданных гостей, но перечить силе смелости не имели, и с большой неохотой отдавали им пищу, посылая вслед уходящим проклятия. И частенько после ухода отряда, хозяин садился на бричку и ехал
