полицаям сдали. Что, не так?
– А что я еще сделать могу? – огрызнулся Степан. – Я ж не доктор. Я ж тебя не вылечу.
– А и был бы доктором, так лечить бы не стал, – был ответ Федора, – ежли б ты меня и вылечил, то Зойка тебе б не досталась. Ну, что?
– А ничего. Я тебя, Федор, убивать не буду, потому, как греха боюсь. Потому и не бросил пока, но ты уже не жилец. Так что Зойка все равно по-честному моя будет.
– По-честному, значит? – переспросил Федор.
– По-честному, – подтвердил Степан, – а тебя я оставляю не по подлости своей, а по твоему, значится, желанию.
Степан встал, отряхнулся, поправил пилотку, ощупал за ремнем нагретый телом Вальтер.
– Ну, прощевай, что ли, земляк, пора мне.
– Постой, – раздалось у Степана за спиной, он обернулся. Федор, собрав оставшиеся силы, навел на него винтовку, заряженную последним патроном, которую Степан не стал забирать с собой, оставляя Федьке как последний шанс покончить с мучениями, но тот рассудил иначе.
– Я подохну, – прерывисто прошептал он, – и ты, гнида, тоже здесь сдохнешь, а в Еловку я тебя не пущу, – он передернул затвор.
– Что это? Мне показалось? – вместо испуга перед угрозой смерти, Степан вдруг повернул ухо к северу. – Что это было? – переспросил он.
– Кочет, кажись, – опуская винтовку, ответил Федор.
***
Отряд Гольца попал в засаду в середине июля недалеко от Слонима, переходя реку, которая на потрепанной карте значилась как Щара. Реку рискнули переплывать ночью, чуть севернее большого полесского села. Когда первые бойцы выбирались на берег, на них с откоса с лаем бросились две овчарки, потом раздались гортанные звуки немецкой речи и родные матюки, оброненные полицаями, и, наконец, по глазам резанул луч прожектора. Их здесь уже ждали.
На самом деле ждали не их, а возможный второй эшелон большой армейской группы, выходящей из окружения. Дело в том, что накануне через эту деревню с боем прошел штабной отряд Третьей армии под руководством самого командарма генерал-лейтенанта Кузнецова. Немцы, предполагая, что за головным отрядом может следовать еще один, выставили на пару ближайших ночей усиленные блокпосты вокруг деревни и вдоль реки. Отряд Гольца, который, будь чуть расторопнее, за день-два до этого мог вполне примкнуть к соединению командарма, и тогда бы оказался среди тех, кто 28 июля вышел из окружения под Рогачевым, вместо этого попал на жертвенник немецкой бдительности.
– Рюс Иван, сдавайс!
Кто был убит, а кто сдался, этого ни Степан, ни Федор, ни майор Гольц не знали. Они, а с ними еще пятеро бойцов плыли последними, заодно толкая перед собой наспех скрученный ремнями из трех достаточно крупных коряг, плот, на котором было двое с трудом размещенных раненых, пулеметы и кое-какое общее хозяйство. Автоматная очередь взвила в темноте фонтанчики воды, раненому бойцу Степаненко, лежавшему на плоту, пуля вошла точно в переносицу, вздыбив, как пропаханной бороздой, его широкий лоб.
Без команды, подчиняясь
