«Это не моё!» – и забрала документы накануне сессии.
Фразочка Милы. Она повторяла её в решающие моменты своей бурной и непутёвой жизни.
– Это не моё! – произнесла она, покидая тёплое кресло референта одной солидной фирмы, куда её устроила подруга.
– Это не моё! – сказала как отрезала, уходя от мужа с чемоданом в одной руке и хнычущим свёртком – в другой. – Он зануда, – объяснила она, сидя на кухне у сестры.
Она ела абрикосовое варенье столовой ложкой, кормила грудью пятимесячную дочь Елизавету и абсолютно не чувствовала себя виноватой.
– Тебе ребёнка растить! Одной! – выговаривала Женина мама.
– Ты же растишь, – Мила облизала ложку и улыбнулась. – Тоже без мужа. И ничего.
– Это другое! – возразила мама. – Я не смогла жить рядом с ленивым и безвольным человеком. А ты?
Мила осторожно переложила засопевшую дочку на другой локоть. Застегнула блузку.
– По сравнению с тобой все ленивые и безвольные, – заметила она.
С тех пор её дочь Лизка выросла. Мила зарабатывала изготовлением тортов на заказ. Получалось здорово, но не то чтобы очень доходно.
Мама вроде бы махнула рукой на убогую сестру – пусть живёт как хочет! Но время от времени принималась её ругать. Или приводила Жене как дурной пример.
Но Женя не проникалась. Втайне она завидовала всему, что мама считала непростительно легкомысленным. Тому, что Мила способна, например, предложить Лизке прогулять школу – потому что «погода хорошая» и «пятый класс – не выпускной». Тому, что она может уволиться из своей кондитерской и мотануть на всё лето в какой-нибудь Кисловодск. Что в любой момент способна сказать «Это не моё» и решительно повернуть свою жизнь в другую сторону.
Наплакавшись, Женя подходит к окну.
Снаружи темнеет. Она провожает взглядом тонкие облачка, тающие над крышами многоэтажек. Звонит Миле (с тем же успехом), думает, что надо бы извиниться перед Брониславой, решает, что пока обойдётся, и отправляется к последним новостям.
Теперь все говорят – крайним. Женю это раздражает. «Крайний герой». «Крайний из могикан», ага! Но сейчас она и сама боится слова «последний». Даже когда оно звучит только в голове.
Сердце стучит так, что хочется достать его, сжать руками и утихомирить.
Человека, раскурочившего проводку, отпустили на поруки родственников. Он оказался не таким уж психом. Просто неделю провёл в больничных коридорах, почти не спал, ждал, когда жену переведут из реанимации в общую палату.
И не дождался. Вирус косит не только пожилых.
Вообще-то псих, конечно. При чём здесь остальные? Ни врачи, ни другие больные не виноваты. Каждый день кто-то умирает, кто-то выздоравливает.
Но Женя почему-то не осуждает этого человека. Злится на него, но не осуждает, нет.
В комнате уже совсем темно. Только экран ноутбука светится. Как портал.
Стук в дверь отзывается грохотом лавины. Женя вскакивает с места
