Никаких иллюзий по ее части не питал. Но понимал, принимал, высмеивал и любил такой, как она есть. И от этого вокруг становилось светлее и легче на душе. Он был как лампочка – освещал окружающее пространство. И то, что его, маленького, лысого, носатого еврея обожали вечно окружавшие его красивые женщины, было более чем заслуженно. Впрочем, он их тоже любил.
В конце жизни он таки выстроил личное счастье, и его сын успел вырасти взрослым на его глазах – огромная радость для любого отца. Он его страшно любил и очень стеснялся об этом говорить, но это чувствовалось, когда он писал и говорил о себе и своей семье. С мужчинами всегда так. Они то ли сглазить боятся, то ли стесняются много говорить о своих чувствах к близким…
Собственно, рассказывал он в основном о тех, с кем по-настоящему дружил и с кем был на самом деле близок. По большей части об Ильченко и Карцеве. Притом что рядом долгие годы находился еще один его друг и бессменный помощник, Олег Сташкевич, который организовывал его гастроли и концерты, тянул сразу десяток возов и ограждал, как мог, от назойливых идиотов, которые вечно лезли к нему в душу и крали его время. Неизбежная оборотная цена популярности – что делать.
Он был Одессой, а Одесса была им. Старая, которой больше нет. Уже целиком советская, но все еще чистой воды Левант. Интернациональная до изумления и неблагонадежная до искренней ненависти сверху. Как ее не переваривало киевское советское и партийное начальство! Как гордилось Одессой свое, городское! Как подозревало ее во всем, что было, и во всем, чего не было, начальство московское!
Еврейская, греческая, армянская, румынская, французская, немецкая, шведская, итальянская, русская, татарская, английская, турецкая и совсем чуть-чуть украинская Одесса – это был ЕГО город. Порт и бульвары, Оперный и Филармония, Дерибасовская и Ланжерон, Аркадия и Отрада, Куяльник и лиманы, Толчок и Привоз… Могучие каштаны и платаны, куранты и Потемкинская лестница, статуя Дюка и люк, с которого на нее надо было смотреть, Воронцовская беседка и Гамбринус…
Одесская киностудия и трамваи, семечки и рачки (с ударением непременно на первый слог), бравые моряки и красивые, золотистые от загара, редкого колера фигуристые девочки на выданье, толстые умные дети и очень-очень толстые базарные хабалки, памятник потемкинцам и булыжная мостовая… А «Черноморец», который играл так, как мог играть только он, за который болели так, как не болели ни за одну другую команду Союза! А китобойная флотилия «Слава»! А кондитерская фабрика имени Розы Люксембург и конфеты фабрики имени Розы Люксембург – те же «Спутник» и «Чернослив в шоколаде»! Да что вспоминать!
Одесские шахматисты, врачи-офтальмологи и скрипачи были лучшими в мире. Одесские воры и их шмары – тоже. Одесские адвокаты и старики, сидящие на бульварах… Портовые крановщики и спасатели на пляжах. Хулиганы и милиционеры, которые их ловили. Одесские мамы и бабушки, папы и дедушки – особая порода родственников. Старые холостяки и молодые бабники. Все это был
