т, ни заря он уходил в магазин, оставляя Батью-Малку с детьми, которых нужно было разбудить, накормить и отправить на учёбу. Мальчиков в хедер и реальное училище, а девочек – в школу. Дочь кременчугского раввина Пинхаса Марголина, она умело вела хозяйство большого дома, и, как и принято было у евреев, исправно рожала и воспитывала детей. Ей везло на мальчиков, которых было пятеро, ну а две дочки тешили сердце Моше. Одному из сыновей супруги дали имя отца Малки, как было принято среди ашкеназов.
В три года, после «проводов» в синагоге, где Пинхасу читали десять заповедей, его отвели в дом учителя, меламеда, в хедер, частную школу, где мальчики учили азбуку и чтение еврейских текстов. Потом, с пяти лет, Пятикнижие с комментариями Раши, а с восьми – Талмуд. Когда ему исполнилось одиннадцать, он взбунтовался и отказался учиться в хедере: меламеды не могли ответить на его вопрос, почему Всевышний повелел евреям истребить в Ханаане целые народы вместе с женщинами и безгрешными детьми. Отец забрал его оттуда, и он поступил в реальное училище. Идти до него было минут пятнадцать. Пинхас учился с большим интересом, и каждый раз энергичным шагом преодолевал весь путь. Училище находилось на широкой центральной улице города. Это было двухэтажное здание с протяжённым треугольным фронтоном над тонкой зубчатой полосой карниза, чуть выступающей вперёд центральной частью с большими деревянными дверями посредине, большими окнами и хорошо отштукатуренными стенами фасада.
Процентная норма, введённая правительством Александра III, касалась только высших учебных заведений, поэтому в училище попадали в конце восьмидесятых – начале девяностых немало отпрысков из еврейских семей.
В старших классах преподавали больше алгебру, геометрию, а потом тригонометрию. Пинхас любил математику и никогда не отказывал в помощи ребятам из его класса. Высокий симпатичный юноша внушал уважение соучеников и не один раз он гасил конфликты, разгоравшиеся в классе между еврейскими и русскими парнями.
Ему уже исполнилось семнадцать лет, и могучий зов природы не обошёл и его. Неведомая прежде сила толкала его к женской гимназии, средоточию ещё не познанных им существ, отличавшихся от него таинственной плотью и нежностью. Две его сестры были в силу привычки просто девицами, отношениями с которыми регулировались родителями и соответствующими законами Галахи и в его семье строго соблюдались. Но там, куда влекла его природа, он чувствовал пьянящую власть свободы. Гимназия находилась не по пути домой, и ему, выждав, пока разойдутся его однокашники, приходилось делать петлю. Стоя за стволом столетнего дуба, он смотрел на выходящих из дверей учениц, высматривая особу, которая тронет его сердце. Дважды он уже уходил ни с чем, и сегодня в полутени огромного дерева его снова ждало разочарование. Он уже порывался уйти, когда дверь открылась и на крыльце появилась девушка, показавшаяся ему привлекательной. Она прошла мимо него по тропинке, и он сумел рассмотреть её получше. Связанные на затылке чёрные волосы, благородный овал лица, волнующая воображение грудь, длинные ноги под платьем, оставлявшим неприкрытыми лишь нижнюю часть голени и лодыжки. Он выждал минутку и последовал за ней. Через четверть часа она подошла к добротному дому, поднялась по каменным ступенькам, и только теперь повернулась, чтобы рассмотреть человека, всю дорогу шедшего за ней. Он не успел отвернуться и уйти, и она увидела статного симпатичного юношу. Она по-девичьи улыбнулась и кивнула ему и закрыла за собой дверь. Он постоял ещё несколько минут и, взволнованный девичьим вниманием, побрёл домой. Бурная тёплая весна покрыла город маслянистой зелёной листвой, и воздух приятно щекотал ноздри и наполнял грудь свежим целительным потоком. Теперь ему уже не нужно было дожидаться её у дверей гимназии. На следующий день он поторопился выйти из училища и, подойдя к её дому, сел на скамейку возле ворот. Она, увидев его, не была удивлена. Интуиция знающей себе цену еврейской девушки подсказывала ей верные шаги. Она видела красивого еврейского парня, явно заинтересованного в знакомстве. И она не стала противиться этому. Она подошла к нему и взглянула в его глаза. От неожиданности неискушённый молодой человек, поражённый блеском её карих глаз, не смог вымолвить ни слова. Она поняла причину его замешательства. Она знала силу своей столь явной и органичной красоты, что очаровывала и волновала мужчин.
– Почему ты вчера шёл за мной от самой школы? – спросила она на идиш.
– Извини меня, я не должен был, – попытался он объясниться.
– А тебе не в чем извиняться. Как тебя зовут?
– Пинхас.
– А меня Хана. А где ты учишься?
– В реальном училище.
– Я слышала, что это очень хорошая школа.
– Да, очень.
– А сколько тебе лет?
– Восемнадцать будет зимой.
– А мне шестнадцать, а в августе исполнится семнадцать.
Она потупила взор, потом бросила на него пронзительный взгляд.
– Что будем
