в большие, с периферии в центр. Оля знала, что уезжать ей необходимо, это условие ее жизни. Она заранее тосковала, ее ночь началась раньше, чем стемнело, физически чувствовала, как стягивает сердечная тоска уголки губ вниз. Шла по смеркающемуся коридору 4 часов дня и уже вспоминала осень на улице Торфяной.
17 сентября 1990 года их класс не отправили в колхоз на уборочные работы из-за дождя, но дали другое задание – копать траншеи для проводки электрокабеля. С работы шла Алина Алексеевна, подтянутая, на каблуках, со светлыми волосами, красивая как моросящий дождь и улыбалась. Она принесла хворост и раздала всем девчонкам. Влажный день предвещал ожидания, и они частично сбылись. В почтовом ящике во дворе дома белело письмо из Университета, куда Оля собралась поступать. Проходной балл на факультет – 14 из трех предметов, что означало необходимые две пятерки и одну четверку на вступительных эк зам ен ах.
В тот сентябрьский день Алина Алексеевна нашла для дочери репетитора по английскому. Красивая, модная, дерзкая для провинциальных учителей Елена Сергеевна. Директор школы на уроках обществоведения говорила, что именно таких учителей, молодых и смелых, надо привлекать в школу, что именно за ними будущее. Елена Сергеевна ходила в модных джинсовых юбках с кружевами по подолу, от неё пахло абрикосовой водой, на занятиях она могла угостить учеников кофе со сливками или шоколадными конфетами. На уроках английского языка, когда дети не могли запомнить новые слова, Елена Сергеевна подсказывала: «Catch! Ну, вспомните певицу «Ci Ci Catch», и эти подсказки работали, потому что молодая учительница слушала те же песни, что и ученики. Они понимали друг друга и запоминали слово «Catch». Елена Сергеевна закончила хороший факультет классического университета, оправдывая приезд в маленький город семьей. «В таких городах хорошо жить семьями с маленькими детьми», – говорила Елена Сергеевна и вела учеников в видеосалоны смотреть фильмы без переводов и слушать английскую речь.
Оля повесила тряпку сушиться. За окном стояла зима, полярное солнце на горизонте дремало. Снова подумала о Мандельштаме, очень красиво льётся его слово, его речь и не верилось, что судьба такого поэта закончилась трагично. Может, эта догадка неправильна? «Нужно сохранить его речь», – подумала Оля. Оля писала и прятала свои стихи. Ей казалось, что это схоже с настроением Мандельштама:
Она считала года
По истертости синих прихваток.
Она была молода,
В фате из бумажных закладок.
Она читала тома
О любви в Вавилонском плененье,
И просила без веры:
Простить тамплиерам терпенье.
Она страдала, узнав:
Базиликом червонец не смажешь.
Она боялась услышать
Мелодию слов «гефсиманец».
Она сажала сирень
И настурцию кругом в колодце.
Она считала, что все 18
Из них-Вифлеемские звёзды.
Она смеялась, назвав
Исааком младшего брата,
И считала года
По истертости синих прихваток.
