тажерке – штук тридцать книг, все фантастика.
– Мама твоя, наверно, опять ругалась? – спросил Игорь, подбирая с полу брошюры.
– Мама не знает, что я тут, – засмеялась Оля. – Она вообще много чего не знает. Например, что я выбрала физику вместо литературы.
– Оля! Зачем?
– Буду поступать на твою кафедру, чтобы отбираться на практику в экипаж.
– Практикантов в такие экспедиции всё равно не берут.
– Тогда буду ассистентом в «Острии». Буду следить за тобой с Земли.
Игорь неловко хмыкнул, встал, походил по комнате из угла в угол. С улицы уже наплывал вечер, и на другом конце двора зажгли фонари.
Вытащив зажатые между книг исписанные бланки, Игорь подошёл к дивану. Сел на пол у Олиных ног. Протянул ей бумаги.
– Посмотри. Там формулы. Но ты должна разобраться.
Оля взяла листы, щурясь, вгляделась. Рассеянно заскользила глазами по строчкам, второй рукой ероша Игорю шевелюру.
– Это про время полёта, так?
– Про космическое время, – пробормотал он, упираясь лбом в её колени.
Оля читала долго; в комнате стало совсем темно. Игорь хотел подняться, чтобы включить свет.
– Не надо, – как дальний шелест, услышал он.
– Не надо читать в темноте, – откликнулся он. – И так зрение никакое…
– Я дочитала уже.
– И?..
– Это значит, на Земле пройдёт одиннадцать лет?
– Одиннадцать с четвертью, – прошептал Игорь. – Если всё пойдёт по плану. Одиннадцать лет.
Произнёс – и почувствовал всю неотвратимость этой цифры, будто она налилась силой, свинцом, цинком, легла на плечи.
– Но до полёта ещё сколько, – рассудительно сказала Оля. – Ещё целых два года.
– Это только подготовка. Потом экзамены. Потом ещё тренировочный вылет внутри Системы, наладка к старту – ещё месяцев пять…
– Ну вот. Два с половиной года. Разве это мало? Кто знает, что случится за это время. И разве значит это, что стоит их упускать?
– Олька-Олька…
– Что «Олька-Олька»? Я вот сдам физику, поступлю на туннельщика и закончу экстерном. И, может, ещё с тобой полечу. Может, отберусь в экипаж как специалист, не как практикант. А?
Оля засмеялась – глуховато, тяжеловато, но Игорь всё равно поднял голову.
– Ты улыбаешься – и кажется, что не всё ещё пропало, – проговорил он. – Но я тебя прошу, Оля, подумай, подумай хорошенько…
– Я обо всём уже подумала, – весело сказала она, откладывая бумаги. – А ты? Вдруг тебе надоест меня терпеть так долго?
Игорь взял её руки в свои, покачал туда-сюда.
– Что ты ерунду такую говоришь. Такую ерунду… Ты подумай вот о чём. О том, что мне ведь нечего тебе предложить ни в эти два года, ни когда я вернусь. Старая квартира, головные боли, курево… Я не сплю по ночам, читаю подолгу. Не умею готовить. Совсем не умею, Олька. Я только курю и учусь. Курю и тормошу «Хвою». И пропадаю в Синем секторе постоянно. А тут всегда пусто, пыльно, холодно…
Оля оглядела комнату. Пожала плечами.
– Немного уборки и художественного вкуса – и всё будет в ажуре.
Игорь улыбнулся через силу.
– Оленька, я ведь серьёзно говорю. Не обращай всё в шутку. Я не уверен, что я вернусь, и мне нечего тебе предложить. Совсем нечего, кроме любви.
– А чай?
– Чай?..
– Я когда зашла, ты сказал: я могу предложить тебе чай, зелёный или чёрный. Я за зелёный. Попьём?
– Попьём, Олька…
Она принялась хозяйничать в чужой кухне, и совсем скоро по квартире поплыл запах заварки – душистый, как свежескошенный луг, как жасминовая роща.
– Как ты эту труху сделала такой вкусной?
Оля не ответила, только наклонила пузатый заляпанный чайник над стеклянной чашкой. Налила. Подняла, будто это был бокал. Глядя Игорю в глаза, серьёзно сказала:
– Стаканчик чаю за победу над космосом. За «Остриё», за «Хвою», за «Сол».
– И ещё за тебя.
Учебный сектор «Заслона». Ноябрь 2053-го
Холод стоял собачий. Кто-то выдал абитуриентам пледы, Оля закуталась, но зуб всё равно не попадал на зуб. За прозрачной стеной корпуса принимали экзамен, последний экзамен на
