style="font-size:15px;"> Колядёнков побледнел, даже глаза потемнели и отчётливее проступили морщины вокруг сомкнутого, будто из неживого камня вырубленного рта.
– Ладно, тут тебе приговор читать никто не будет. Сам себя не приговори. Багирбеков! – окликнул он младшего лейтенанта. – Принесите сюда винтовку и подсумок Панюшкина!
Через минуту ротный сунул в руки Колядёнкову длинную винтовку, накинул на плечо подсумок и сказал:
– Вот и всё. Теперь ты боец Красной Армии. Присягу примешь потом. Но сейчас поклянись, что пришёл к нам, чтобы с врагом драться, а не с чёрными мыслями. Чем будешь клясться? Что у тебя самое дорогое? Кого в залог отдаёшь? Мать? Жену? Детей?
– Мать моя умерла. Жены и детей нажить не успел. – Колядёнков оглянулся в поле и сказал, глядя в глаза Мотовилову: – Могу землёй поклясться. Дороже её у меня ничего и никого нет.
– Ну что ж, клянись землёй.
Колядёнков опустился на колени, поцеловал землю, истоптанное, перемешанное с суглинком жнивьё и сказал, глядя в сторону вереницы окопов, где замерли, наблюдая за необычной сценой, ополченцы, и выдохнул:
– Клянусь родной землёй бить врага до последнего своего дыхания.
Младший политрук Бурман, всё это время молча метавший взгляды то на ротного, то на Колядёнкова, то на бойцов, высунувшихся из своих окопов, возмущённо сказал:
– Чёрт знает что! Партизанщина! Водевиль! Ни в какие мыслимые рамки!.. Я буду вынужден писать донесение.
– Если это входит в круг ваших обязанностей, пишите. Только – кому? Никто раньше утра следующего дня его не прочитает. А до утра, Овсей Исаич, ещё дожить надо. Займитесь-ка лучше кухней. Может, успеем роту покормить горячим. Заболеют ведь, и так кашляют, как каторжные…
Сырые полы торопливо захлопали вдоль окопов. Ротный даже не оглянулся на своего заместителя.
Колядёнков осмотрел винтовку. Отвёл затвор, заглянул патронник. Вытащил из обоймы патрон и сунул его пулей вперёд в лунку ствола. Пуля провалилась до каймы гильзы.
Этот старинный способ проверки качества винтовки Мотовилов знал ещё по службе в эскадроне. У старых винтовок, которые много побывали в деле, стволы, как правило, немного поддуты. Бой у них паршивый, кучности нет. Но для молодых бойцов, для никудышных стрелков, задача которых в бою – палить в сторону противника, опустошать подсумок напропалую, и такая хороша. В свежий ствол пуля идёт до половины, не дальше. Поддутый ствол тоже можно выправить. Рассверлить и пристрелять заново. Но для этого нужны тиски, инструменты, время и хотя бы горсть расходных патронов для пристрелки. Ничего из вышеперечисленного, кроме сырых окопов по обрезу поля, они не имели.
– Ну что, проверил?
– Проверил. На сто шагов и из такой не промахнусь.
– А на три сотни?
– На три сотни – другая нужна. Три сотни для неё – многовато.
– Что, ворошиловский стрелок?
– Охотник.
– Белку в глаз? Да?
