голову – волосы, много волос, остаются в руке.
– Маш…
– Нет! – я не хочу ее слушать, – Нет, мама! Я не хочу! Они должны остаться! Я не буду лысой!
– Маш, они отрастут…
Я скручиваюсь на кровати и плачу. Мне плохо. Зачем придумали такое лекарство? Зачем оно нужно, если от него лысеют? Я буду некрасивой. Я уже некрасивая. Я крепко сжимаю волосы в кулаке. Я не хочу так жить. Я такая же, как все. Я не хочу жить.
7. С детьми попрощалась?
2018
Накануне моей операции по удалению раковой опухоли щитовидной железы, мы с детьми уехали на дачу. Я вдыхала подмосковный воздух, который с упоением наполнялся осенью – август, такой прощальный с летом, такой прощальный с дачей, в этот раз оказался прощальным с жизнью.
Дыши, просто дыши.
Такой зеленой трава не была никогда. Она ослепляла. Она кутала в цвет все переплетения нервной системы. Мне предстояла, действительно, тяжелая операция – конгломерат лимфоузлов поразил всю правую сторону шеи. Разрез планировался от яремной ямки до уха. Такая полуулыбка Джокера, только ниже. Будущий шрам я представляла страшным, выпуклым, торчащим и навсегда громко кричащим и моем прошлом. Красным, грубым. Шрам виделся мне огромными воротами в личный ад, через которые мне суждено было прыгнуть головой в петлю – туго затянутый шарф, который должен был скрыть меня от посторонних глаз. Меня целиком, потому что вся я становилась заложницей этого шрама.
В моей голове мерцающим экраном черно-белой ленты шел фильм: с операционного стола я, лежа на кушетке, грустными опустошенными руками хирургической бригады, уезжаю в морг. Опухоль была слишком близко к сонной артерии. Надо было бросать курить. Сама виновата.
Я казалась вполне бодрой – поддерживала маму, и весело отвечала друзьям, что все в порядке. В порядке, при этом, не было ничего. Я чувствовала себя замершей. Заполненной льдом. От его веса и холода не получалось двигаться, говорить. Со стороны казалось, что все существует как в замедленной съемке. Меня не было. Был ужас и холод. Была трава, старая дача, смеющиеся дети. На все это смотрела ледяная фигура того, что раньше было мной. Рак съел не только шею. Рак сожрал, смакуя и чавкая, мою суть.
Прими его.
Я поднялась на второй этаж нашего старого дома, на запыленной полке с никому не нужными книгами нашла дневник, который начала вести сыну в день его рождения, и взяла ручку.
Мне хотелось жить, но никто не знал – буду ли. В ту минуту я пыталась уговорить себя, что принимаю смерть. Не прячусь и смотрю ей в глаза. Когда-то мне рассказывали, что один путешественник встретил в лесу волка. Волк намеревался напасть, но мужик, оторопевший от неожиданности, вдруг, сам того не понимая, набрал полные легкие воздуха и заорал во всю глотку. Волк ушел. Увидев силу противника, хищник потерял к нему интерес. Вот и я – смотрела в глаза своему личному волку, наполняла воздухом грудь и собиралась кричать – на весь лес, изгоняя его вон. Только голоса не было. А тишина убивала.
Мне так многое нужно было сказать сыну. Я листала дневник,
