правах: их не принимали в высшие учебные заведения, предоставляли самую грязную работу. Впрочем, и здесь с годами, с запозданием, справедливость восторжествовала: и бывшие военнопленные, и бывшие рабы признаны участниками Великой Отечественной войны. Только вот воспользоваться своими правами довелось немногим: большинство ушло из жизни раньше, чем их вернули из небытия.
Даже тем, кто сотрудничал с оккупантами, вышла поблажка: Президиум Верховного Совета СССР Указом от 17 сентября 1955 года их амнистировал.
И лишь те, кто, пройдя все муки войны и неметчины, остался на чужбине, по-прежнему прокляты и забыты. Что мы знаем о них, об их жизни после Победы союзников над фашистской Германией? Практически ничего.
Вот лишь некоторые сведения из вышедшего 1948 году в парижском издательстве «Clermont» сборника статей и материалов «Перемещенные лица»[1]. К 1947 году по неполным данным в Германии находилось «приблизительно 300.000 советских граждан…»[2].
Автор монографии «Жертвы двух диктатур»[3] Павел Полян, опираясь на секретные сведения органов НКВД, называет другую цифру: на 1 января 1952 года в Европе оставалось 451.561 человек. Однако именно точность этой цифры вплоть до одного человека позволяет усомниться в ее достоверности. Совершенно очевидно, что какая-то часть ди-пийцев[4] сумела уклониться от регистрации в советских органах.
В статье В.П. Наумова и Л.Е. Решина «Репрессии по отношению к советским военнопленным и гражданским репатриантам в СССР (1941–1956)», конкретизируется: из 452 тысяч перемещенных граждан из СССР 170 тысяч составляли военнопленные, остальные – мирные жители, депортированные в Германию во время войны[5].
По данным В.Н. Земскова, взятым из официальных советских источников, вторая эмиграция[6] была больше: 620 тыс. человек[7], т. е. примерно десять процентов от числа советских граждан, оказавшихся в годы Великой Отечественной войны за границей.
Барак в лагере Шлейсгейм – типичное здание лагерей Ди-Пи
«Основная часть этих советских граждан распределена в 380 лагерях[8], рассредоточенных в различных регионах западной Германии»[9], – пишут авторы французской книги.
Опекали ди-пийские лагеря две организации: UNRRA (United Nations Refugees Relief Association) и IRO (International Refugees Organization) – на дипийском языке – Ирочка.
Вот как описывает живописец и декоратор В.Д. Гашурова один из самых крупных и «литературных» лагерей Шлейсгейм недалеко от Мюнхена, где она провела детство:
«Серенькие бараки тянутся в четыре ряда, пространство между ними носили даже название улиц. Средняя, главная, – Гороховая в честь ежедневного гороха, получаемого в обед в общей кузне; другие – Церковная и казачья. Дворянский переулок вел к административному бараку… Две церкви, библиотека, театр, гимназия, радиостанция, курсы, лекции, спортивный клуб в чужой нам стране. Это была Россия в миниатюре, причем дореволюционная Россия. Не странно, что и старинные русские обычаи сохранились в полной красоте и силе».
Именно в Шлейсгеме жили И. Елагин и О. Анстей, Б. Нарциссов, И. Сабурова.
Поэт и эссеист В.А. Синкевич, бывшая жительница лагеря Фишбек, вспоминает:
«Жили мы в большом бараке – одна комната, разделенная военными одеялами… Работать – просто негде. Иностранцев никто не брал – работы не хватало самим немцам. Правда, и на шее у немецкого населения мы тоже не сидели – нас содержала оккупационная власть. Быт… Когда родилась дочка, я ведрами таскала холодную воду в барак, грела воду на маленькой электрической плитке. А если три-четыре плитки в бараке включены – электричество вырубается, начинаются скандалы…».
Но жизнь эта не ограничивалась бытом.
В Фишбеке и особенно Цоо кампе, продолжает В. Синкевич, «русская интеллигенция жила не хлебом единым… Здесь я впервые услышала от Юрия Павловича Иваска имя Марины Цветаевой…, встретилась с семьей Марченко: отец – будущий известный прозаик Николай Нароков, и его сын – будущий известный поэт Николай Моршен».
«Не хлебом единым» жили и другие лагеря беженцев.
Культпросвет[10] лагеря Менхегоф (Кассель. Германия) провел за три месяца 1946 года 64 лекции-беседы о литературе и искусстве. Аналогичный клуб действовал в соседнем лагере Фюрстенвальд[11].
В ряде лагерей издавались на ротаторе газеты; выходили книги русских классиков, учебники[12], широко велась культурно-образовательная деятельность.
Церковь в одном из лагерей
Personnes Déplacées. – Paris: Editions de Clermont, 1948. – 350 p.
Ibid. – P. 287.
Ди-Пи (Deplace persons) – перемещенные лица.
Статья предоставлена мне Комиссией при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий.
Словосочетание «вторая эмиграция» вызывает у многих литературоведов, да и самих участников этой эмиграции, сопротивление. Тем не менее, никакого более четкого определения никто не предложил. Я имею ввиду оказавшихся за пределами СССР невозвращенцев, ставших позже эмигрантами. Эмигранты первой волны, пребывавшие в лагерях Ди-Пи и обретшие гражданства после 1945 года, в понятие «вторая волна» не входят, но, на мой взгляд, к ним применимо определение «послевоенная эмиграция».
Как указывает Р.В. Полчанинов, не во всех содержались русские военнопленные. Были лагеря для прибалтов.
Personnes Déplacées. – Paris: Editions de Clermont, 1948. – 287 p.
О деятельности этой организации подробно рассказывает Р. Полчанинов в статье «Менхегофский культпросвет»: За Свободную Россию. – Н.-Й., 2006, ноябрь (№ 79).
Единство. Лагерь Менхегоф (Кассель. Германия). Изд. Клуба УМКА в лагере. – 1946. -№ 1.
Список изданий
Чрезвычайно интересные сведения содержатся в статье Р. Полчанинова «Книжный бум 1945–1948.» – За Свободную Россию. Н.-Й., 2006. (№ 72)
В России издан список книг «Ди-Пи» из фондов» библиотек Москвы и Санкт-Петербурга.
