это прекрасное ощущение кажется новым? Ведь это Людвиг, ее Людвиг, он был рядом с ней всегда и будет всегда!..
Она потянулась к застежке его рубашки, но не нашла ее – и требовательно дернула ворот, желая скорее дотронуться до обнаженной кожи. Кончики пальцев покалывало от удовольствия и нетерпения, внизу живота потяжелело, налилось жаром, и каждое прикосновение – его губ, его рук, даже шершавой ткани его брюк сквозь тонкий шелк сорочки – казалось невероятно ярким и необходимым. И когда Людвиг, не разрывая поцелуя, потянул с себя рубашку, Ринка радостно запустила под нее обе руки – наконец-то ощутить его, огладить напряженные тугие мышцы, рельеф спины, провести вниз по твердым костяшкам позвонков… а когда она скользнула пальцами под ремень его брюк, Людвиг вздрогнул, отстранился…
Ринка разочарованно выдохнула – нельзя, нельзя отнимать у нее это великолепное мужское тело, она еще не успела, да ничего она не успела!..
Разве что смотреть, как Людвиг торопливо расстегивает ремень, не отрывая от нее потемневшего взгляда, судорожно сглатывает, облизывает пересохшие губы – и Ринка машинально повторяет за ним, и впитывает, впитывает каждое прекрасное мгновение… каждое движение изящных пальцев, изгиб запястий, показавшуюся дорожку темных волос…
Почему она раньше не замечала, как это красиво и эротично – мужчина, торопливо снимающий с себя штаны?
Прикусив губу, она дотронулась до низа его живота, улыбнулась, ощутив его судорожный вдох, и накрыла ладонью освобожденную из плена горячую, нежную плоть.
Боже, как хорошо!.. И как хочется скорее, прямо сейчас, почувствовать его в себе! Там, где тело изнывает от нетерпения! А еще хочется…
Ринка провела обеими ладонями по его животу и груди вверх, задержавшись на ключицах, и там же, где остановились пальцы, дотронулась губами. Осторожно, вдоль косточки, лизнула плотную, чуть влажную кожу, почувствовала ее вкус и запах.
И повела плечами, помогая ему избавить ее от ненужной сорочки, прижалась всем телом, прерывисто вздохнула, когда он сжал ладонями ее обнаженные бедра…
– Кто так делает, ну кто так делает? – проскрипело откуда-то сверху. – Никакого терпения, молодежь пошла! Вот наше время… – сверху мечтательно зашелестело, а потом пустилось в воспоминания, от которых у Ринки мгновенно загорелись уши.
Она замерла, взглядом ища что-нибудь, чем можно запустить во вконец обнаглевшие книги: настольная лампа? Чернильница? Чей-то лысый бронзовый бюст? Подушка с дивана?..
Людвиг тоже на миг замер, оторвался от ее плеча, которое увлеченно целовал, и хмуро глянул на книжные полки. Оттуда что-то посыпалось, взвились клубы пыли, кто-то закашлялся, а кто-то зашикал. В точности ученый совет!
– Особо умных советчиков упокою, – он не повышал голос, нет. Но ученый совет резко заткнулся, а потом зашелестел страницами, делая вид, что они тут вовсе ни при чем.
– А мы что, а мы ничего… Никого не трогаю, примус починяю… – зашептало на разные голоса.
