не предвещало никакой трагедии. Во всяком случае, внешнего мотива для беспокойства не было. Но я с утра чувствовала, что что-то должно случиться. Прямо места себе не находила.
На работе я часто выходила из спортзала, пила кофе, курила и успокаивала себя тем, что нет никаких причин для волнений. В душе же я не могла дождаться, когда этот злополучный день закончится. Просто сама себя не узнавала.
Доехав до дома и поставив свой «Ниссан» в гараж, я поднялась к себе и быстро заперла дверь изнутри. Фу-у-ух ты! Слава богу, ничего не случилось, а теперь уже и не случится – я же дома и никуда не собираюсь выходить.
Быстро повеселев, я позвонила своей сестре Ольге, поболтала с ней о том-о сем, потом полистала журнал и отправилась в кухню готовить ужин. Вообще-то я не ужинаю на ночь, но сегодня мне хотелось чем-нибудь себя побаловать. За то, что переживала целый день непонятно из-за чего.
Увлекшись, я развила бурную деятельность: прокрутила фарш для беляшей, поставила вариться куриный бульон для лапши, а сама уже нарезала эту лапшу тонкими полосками, предварительно приготовив для нее пресное тесто.
Решив еще приготовить на десерт взбитые сливки, я отправилась в зал за миксером. В этот момент зазвонил телефон.
– Алло! – проговорила я недовольно, снимая трубку. Не люблю, когда меня отвлекают во время кулинарных упражнений. Я подумала, что это, как всегда, Ольга хочет сообщить мне какую-нибудь очередную глупость и заранее злилась на сестру – мы же закончили разговор полчаса назад!
– Полина? – послышался в трубке мужской голос. Он был мне как-будто знаком.
– Да, – немного удивленно отозвалась я, напрягая память и пытаясь понять, кому принадлежит этот голос.
– Полина, ты только не волнуйся… Это Миша Соколов… Тут понимаешь… Жора…
Жора Овсянников, мой бывший муж, работал старшим следователем УВД Тарасова. А Миша Соколов, молодой лейтенантик, работал вместе с ним. И довольно хорошо меня знал, хотя мы с Жорой и развелись давно.
По Мишиному голосу я поняла, что случилось то, чего я так боялась весь день. Вернее, я еще не знаю, что, но явно что-то очень неприятное.
– Что с Жорой? – вся окаменев внутренне, спросила я, сдерживаясь, чтобы не раскричаться. – Говори сразу!
– Он, понимаешь… В больнице.
– Что с ним? – закричала я, уже не сдерживаясь. – Что случилось? Он жив?
– Ну что ты, конечно!
У меня сразу же отхлынуло напряжение, сковавшее, как оковами, мои ноги. Бессильно я опустилась в кресло.
Миша тем временем продолжал:
– Кто-то стрелял в него… Ты приезжай, все узнаешь. Я тебе на работу звонил-звонил…
– Так у нас телефон сменился, – глотая непрошенные слезы и злясь на себя за эту слабость, прокричала я. – Миша, я сейчас же приеду! В какую больницу?
– В первую городскую, – сообщил Миша. – Третий этаж, я буду в коридоре.
– Бегу! – прокричала я и помчалась в кухню. Выключив плиту и наскоро прикрыв приготовленные продукты полотенцем, я сдернула с вешалки куртку, впрыгнула в ботинки и помчалась на улицу.
Было уже холодно: октябрь подходил к концу, и моя непокрытая голова мерзла, пока я возилась с гаражным замком. Черт, не помогли моя хитрость и желание уберечься от неприятностей: они все равно нашли меня, и приходится выводить машину из гаража.
Подув на покрасневшие от холода руки, я быстренько запрыгнула за руль и повела машину к первой городской больнице.
Долетела я до нее минуты за четыре, обдавая грязными брызгами неуклюжих прохожих, лезущих на проезжую часть, и игнорируя их запоздалые ругательства в мой адрес. Расторопнее нужно быть, товарищи. Я тоже спешу.
Выскочив из машины, я понеслась на третий этаж, перемахивая через две ступеньки.
– Куда без халата? – перегородила мне дорогу пожилая полная санитарка.
– Я жена тяжелораненого старшего следователя УВД Овсянникова, – крикнула я ей, размахивая руками. – Попробуйте только меня не пустить!
– Никого не пускаем к нему, – она была непреклонна. – Нельзя, доктор запретил.
– Полина! – мне навстречу уже спешил Миша Соколов. – Пропустите, она со мной посидит в коридоре, – обратился он к санитарке.
Та пожала широкими плечами и отошла.
– Ну говори, что? – вцепилась я в Мишин рукав.
– Операцию сделали два часа назад, – прошептал он мне. – Удачно, говорят. Но к нему нельзя. Он без сознания. В реанимации лежит. К аппарату искусственного дыхания подключен.
– А что случилось-то, Миша? Как
