и сетями овцебыка взъярившегося славливая. Все не мерзли зря, пока Микайла, велению старших повинуясь, рыбу в сани в одно хлебало два часа заново укладывал.
– Старшой-то наш, почтенный Косьма, наверное, проклял тот день, когда пообещал шаману Китоусу сопроводить до Смарагдового града этого вурдалака Микайлу, – cказал постриженный "под горшок" парень с заплывшим левым глазом. – Помяните мое слово, братцы – накличет дурак беду на обоз еще не раз…
– Это ты со зла так говоришь, Куркул… За то что Микайла тебе око кулачищем подкрасил, когда ты хотел его вместо себя работать подрядить, – вступился за отлученного от стола отрока живоглазый молодец с приятными чертами лица. – Да и просьбе шамана почтенный Косьма ну никак не мог отказать. Помните двух жадных охотников, которые отказались дать Китоусу сердце и туес свежей крови с убитого ими медведя? Все лето потом эти жлобы таскали нарты с колдуном по раскисшей тундре. Лишь ближе к зиме кое-как разжалобили шамана, чтоб отпустил c миром. А откуп за обиду, небось, до сих пор платят…
– Ты, Лель, только потому за дурня заступаешься, что теперь он тебе не супротивник насчет обольщения девок красных, – нашел, что ответить живоглазому молодцу Куркул. – Слыхивал я, дурака этого Микайлу девицы завсегда лучше привечали, чем тебя. Но в один прекрасный день прошлым летом в Муруманской гавани дурень узрел на высокобортном иноземном корабле пару забугорных дивчин. Эти, значится, крали худосочные, выскочили на палубу, укрывшись от солнца фрязинскими хитрыми штуками – зонтиками. Встали, цацы такие, у фальшборта, и давай лопотать по-своему не пойми что. И так Микайлу это дьявольское бормотание очаровало, что поклялся он с тех пор исключительно к иноземным девицам любовью пылать. А с нашими дурами миловаться к вящей радости таких пройдох как ты, Лель, совсем забросил.
Разоблаченный Лель попытался было оправдаться тем, что Микайла постоянно крутился возле помянутого шамана Китоуса, выполняя его мелкие поручения. А в награду шаман, наверное, выдавал помощничку специальные травки для любовного приворота. В самом деле, не звонкой же монетой Китоус дураку за помощь платил?
Но товарищам жалкие оправдания Леля были неинтересны. Ибо нашлась более животрепещущая тема. Обозники начали наперебой рассказывать друг другу, о каких еще дурацких выходках Микайлы они слыхали или самолично были очевидцами оных.
Дядя Рахмай поведал товарищам, как Микайла ходил по пристани с натянутым на рамку холстом, на котором было намалевано: "Не бейте излишне морского зверя! Тюлени-монахи, морские коровы и гигантские моржи на грани вымирания!!!" Эту же галиматью дурень, будто заморская птица попугай, твердил промысловикам. За что суровые охотники на морских животных тут возжелали его отмутузить примерно. Но уразумев, что имеют дело с человеком явно скорбным умом, не стали. Лишь пару раз дали по шее, да изломали и выбросили в море раму с баламутящими умы словесами.
Куркул в свою очередь рассказал, как Микайла ловил на берегу моря диких гусей,
