ный телефон. В центре круглый стол, покрытый вязаной скатертью, на нём стоит коробка с тортом. Около стола шесть стульев. Над столом висит большой абажур с кистями. Входит Ольга Владимировна. Подходит к буфету, достаёт красивые чашки с блюдцами.
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Сейчас достанем праздничные чашки. (Разглядывает чашки, протирает, ставит в ряд на буфет.) Какая красота! Хайтинский фарфор, ручная работа. Сейчас давно уже в Хайте завода нет, а чашки есть. Парадокс! Хотя, почему парадокс? Родители умирают, дети остаются. Мне эти чашки подарили… Дай, бог, памяти! На мой день рождения! Точно! Ещё помню! То, что было давно, как сейчас помню, а то, что сейчас происходит – не помню, как будто это было давно! Врачи говорят, это нормально для склероза. Значит, я пока в норме. Это радует! О чём это я размышляла?.. О чашках! Да, о чашках! Сорок лет мне тогда было, а нынче юбилей – восемьдесят. Восемьдесят лет! Чашки можно отдать в музей – они уже история, раз завода нет. Куда мне столько посуды? С собой не возьмёшь. В сорок думала, что не доживу до таких лет. Дожила! Ещё бегаю. Интересно, когда девяносто стукнет, что буду думать? «Дожила! Ещё ползаю!»? А в сто лет? Нет. До ста доживать не стоит. До девяноста – и хватит! А чашки? Да, чашки! Мне их Светка с Надей подарили. Это мои подруги бывшие. Бывшие – потому что их уже нет. Я есть, чашки есть, а их нет. Мой муж – Олег Викторович, царство ему небесное, одну чашку разбил в тот же день. Сказал, что она разбилась на счастье. Но счастье, как потом выяснилось, было в другой чашке – в Светкиной. Вот так и осталось шесть блюдец и пять чашек.
Подходит с одной чайной парой к столу.
– Я сяду в центре… как именинница. Вот здесь. (Ставит чашку на стол.) Сегодня мне почёт и уважение. А кто сегодня у меня приглашённый? Хотя, о чём это я? Круг знакомых давно не меняется! Все одни и те же лица.
Подходит к буфету, берёт вторую чайную пару.
– По правую руку от меня сядет Галка. Красивая была! Мы с ней вместе в институте учились на строительном факультете. С института и дружили. Ноги длинные, стать гордая, фигура и лицо как из мрамора высечены! Загляденье, а не девушка! Бывало, идём с ней по городу – у мужчин шеи заклинивает, вслед ей смотреть. А она ни на кого не смотрит, идёт вот так… (показывает, как шла подруга), гордо! Она, хоть и казалось, что не смотрит, всё видела и замечала: кто, как посмотрел, кто из машины чуть не выпал.
Разговаривает с воображаемой Галкой.
– Помнишь, Галя, как молодые люди уступали тебе место в автобусе, когда ты входила? Молниеносно соскакивали с кресла! Мне тогда не уступали, только тебе, да ещё и назначали свидания. На которые ты, конечно, не ходила. А теперь уступают место и мне, правда, соскакивают не так быстро, не сразу меня замечают. Ну, что ты хочешь? Старость перед красотой незаметна. Ты всегда ревностно относилась к поклонению своей красоте, и, если тебя это порадует, на свидания меня молодые люди и не думают приглашать, только уступают место.
Ты, Галка, будешь сидеть здесь.
Ставит чайную пару на стол справа от своей пары.
– Галя погибла. По моим меркам молодая – сорок пять ей было. Она полетела в Петербург на новогодние каникулы на три дня, со своим бой-френдом. Так теперь называется любовник. Первого января самолёт поднялся, и упал недалеко от города. Никто не выжил. Никто. (Садится на Галин стул, гладит рукой скатерть.) Интересно, какая бы ты сегодня была на моём юбилее, Галка? Время тебя тоже бы не пощадило? Как и меня? Но я не могу даже представить тебя старой. Твоё преимущество передо мной в том, что ты осталась навсегда в памяти молодой. Ты никогда не станешь старой как я. Ты будешь вечно молодая! (Пауза.) Как странно звучит «вечно молодая». Тебя нет, но ты – молодая! Да ещё в вечности! Почему, чтобы остаться молодой, надо пройти через столь жуткое испытание? Я бы не хотела! Знать судьба у тебя такая – остаться молодой. Наверное, поэтому ты спешила жить, а я потихоньку шла по жизни! Тебя нет, а я есть, и я – старая. У меня судьба старухи. Старуха Судьба! (Раздражённо.) Опять ты меня обскакала, Галка! Лезешь с какими-то глупостями! Не мешай!
Идёт к буфету, берёт третью пару.
– По левую руку, ближе к сердцу, сядет Надюшка. Надеюсь, девчонки не обидятся, что я её ближе к себе посадила. Мы с Надей дольше всех дружили. Познакомились на работе. Она работала в соседнем отделе электричкой. Так мы называли тех, кто работал в электротехническом отделе. Весёлая была, стройная. А как пела! Я тоже хотела петь и танцевать! Но не пела. Вообще-то, у меня хороший слух – я всегда слышу, когда фальшиво пою, или, когда в оркестре не ту ноту берёт кто-нибудь из музыкантов. Я всё слышу! И поэтому стесняюсь петь, потому что боюсь взять не ту ноту. Особенно мне не удавалась «соль». Это был кошмар, когда я не могла её взять, и понимала, что фальшивлю! Танцевать тоже стеснялась, потому что не видела со стороны, красиво у меня получается или нет. Не хотелось быть посмешищем. Комплексов у меня было достаточно! А Надька ничего не боялась – она просто пела и танцевала! От души! Она была из деревни, и эта открытость души и смелось во всём, всегда
