ное поскрипывание телег и глухой звук шагов сотен ног, оставляющих за спиной лесную дорогу. Иногда где-то позади устало всхрапывали лошади или становился слышен еле сдерживаемый стон кого-то из раненых на подводах. Наверху в кронах вызолоченных заходящим солнцем деревьев, поскрипывающих на ветру, вдруг звонкой дробью зашёлся дятел. Иван вздрогнул – так неожиданно прозвучал этот раскатистый весёлый звук, нарушив тишину октябрьского леса. А ещё он отчего-то напомнил другой звук, сухим треском извещающий – смерть совсем рядом.
Да, рядом. Всего лишь во вчерашнем дне. Дне, когда вокруг рвались снаряды, автоматные очереди выкашивали сухую траву, а вместе с ней и советских бойцов. Его бойцов. Его братьев по оружию. И пусть они тоже не остались в долгу, знатно потрепав немецкий арьергард, но всё же соотношение потерь наших и фашистов несопоставимо. И если честно, кабы не партизаны, прикрывавшие отход через болото по одним им ведомым тропам, было бы ещё хуже. Сегодня задержку, связанную с тем отходом, приходится спешно навёрстывать, нагоняя основные части армии генерала Ерёменко. Хотя сам план заманить врага в топи и расстрелять из засады был хорош. Жаль, не было возможности и технику их там утопить…
Комдив тряхнул головой, отгоняя чёрные мысли и в который раз напоминая себе, что сейчас нужно думать, как быть дальше. Думать о тех, кто остался, и о том, как выводить их из окружения. И пусть дивизия его за прошедшие месяцы сильно поредела и насчитывает хорошо если тысячу бойцов, да и вся третья армия численно на армию тянула теперь лишь условно. Но даже такие они ещё ой как смогут потрепать нервы и хвосты рвущейся к Москве фашистской своре. Вон, генерал Ерёменко в этом не сомневается, значит и он не будет. Ведь каждый их наскок на тылы врага хоть немного, но задерживает немецких захватчиков, хоть на сотню, но убавляет численность их солдат в каждом последующем бою…
– Ночь, помню, сказочная была, – снова заговорил Петрок, лёжа на соломе подводы и прижимая руки к животу, на котором белая ткань перевязки снова начинала напитываться кровью. – Тёплая, тихая. Только лягушки по берегам запевали… Речка у нас знатная. Вепринка. Небольшая, но вёрткая. Мальцы мои с дружками часто с неё карасиков да голавля таскали… – В голосе солдата промелькнула улыбка. – Парни у меня мировые. Старший, одиннадцать годов, уже пытается наравне со мной во всём быть. На батю моего похож… А младший, Егорка, девять годков недавно минуло. Глаза ясные, как у матери, кажется, изнутри светятся… и дочка ещё, Леся, озорница маленькая… Здесь недалеко деревня наша. Лисна зовётся… Места там красивые… Так хочется обнять их. К сердцу…
Командир споткнулся на последних словах бойца и бросил быстрый взгляд на едущую рядом телегу, когда смолк последний шёпот.
Петрок лежал, по-прежнему прижимая к себе ладони. Только бледное, заострившееся лицо склонилось набок и глаза закрылись, словно от усталости.
Иван протянул руку и тихонько потряс раненого за плечо.
– Петрок, – тихо позвал командир. Пальцы ладоней внезапно похолодели, и он негромко приказал: – Медсестру сюда.
Кто-то быстро метнулся назад, и вскоре среди людей и тянущегося обоза замелькала невысокая фигурка спешащей к нему женщины в расстёгнутой шинели. Она на ходу перевязывала волосы белой косынкой, переводя встревоженный взгляд с комдива на крытые соломой дроги. Подбежав, не останавливая телегу, протянула узкую ладонь к неподвижному мужчине, проверила пульс. Осторожно приподняв его руки, посмотрела на зацветающие бинты, нахмурилась и, глянув мельком на уходящее за деревья солнце, спокойно будто сама себе произнесла:
– Спит. – После обернулась и добавила: – Иван Степанович, у нас четыре возка с тяжело раненными. И ещё есть нетяжёлые, но их уже шатает. Нужно останавливаться. Иначе в следующем бою эти нетяжёлые винтовки не поднимут, не то что себя в атаку.
– Я вас понял, Анна Николаевна, – кивнул комдив и тут же подозвал Сашко, своего зама. – Ищем место для ночлега.
– Есть, – козырнул тот и растворился среди людей. Иван в который раз подивился этому, безуспешно пытаясь отследить медные вихры парня. Потом взгляд его вернулся к Петроку. «Здесь недалеко деревня наша. Лисна зовётся…» – эхом прозвучали в голове услышанные слова. И резко развернувшись, командир двести пятьдесят третьей стрелковой дивизии, не разбирая дороги, направился в лес.
Его никто не окликнул. Колонна медленно останавливалась, ожидая дальнейших распоряжений и подтягивая растянувшийся хвост.
Отойдя недалеко от дороги, Иван опустился на землю прислонился спиной к укрывшему его от чужих глаз стволу, стянул в головы фуражку и прижав её к лицу тихо завыл. «Здесь недалеко… Лисна…»
Они миновали её сегодня утром. Лисна – так значилось на карте. Небольшая деревенька примерно десятка два дворов пригрелась между крыльями расписного осеннего леса. Совсем рядом – речка, а чуть дальше – прозрачно-голубая широкая заводь в ресницах камышей под неярким октябрьским небом. Красивые места, правда красивые. Только вот…
