кто он? – говорю я.
– Да он вообще у Малевича учился, но мы как-то потерялись. Лет двадцать – тридцать никаких сведений нет.
– А где он жил-то?
– Знаешь, Володь, место очень приметное – магазин «Военторг» на Калининском, с угла странная башня была наверху, со стрельчатыми окнами, дом уходил в переулок.
И я иду по Калининскому проспекту, подъездов нет жилых, нахожу, захожу в подъезд, смотрю, да, почтовый ящик «Кудряшов». Раз это башня, сажусь на лифт и еду до самого верха. Выхожу, высокие двери представительного хорошего дома. В коммуналке звонков шесть, позвонил «Кудряшов». Ни слуху ни духу, постоял – может, не живет уже, старые остались звонки, нет там никого. Нажал на звонок пониже, соседке, на всякий случай.
– Кто там? – подозрительно.
– Я к Кудряшовым.
Она открыла дверь на цепочке:
– Вы знаете, вы им позвонили, а они живут наверху.
Позвонил, в это время спускается женщина.
– Кто там?
Дверь не открывает, через щелку.
– Вы знаете, я к Кудряшовым.
– Ну я Кудряшова, что, что?
– Мне Платов сказал о вас с Ефросиньей Федосеевной.
– Что с ними, живы они?
– Живы, я и пришел к вам.
– Ой, ну я вам тогда открою.
И я по винтовой лестнице чугунной к ним поднимаюсь. А по дороге, смотрю, висят какие-то натюрморты, цветочки, портрет Ленина. Думаю, куда я пришел, какой Ленин, какой Кудряшов? Ну, я захожу, комната метров двадцать, и висят картины с хвостатыми ракетами. Размером 80 на 60 или 70. Все какие-то хвосты и летят ракеты. Небо такое все разделанное, но хвосты довольно любопытные, как-то закручены. И сидит человек. Она ему:
– Вань, Вань! Вот молодой человек от Платовой Ефросиньи Федосеевны, помнишь их?
– Мальти-помальти. – Он говорил уже присказками. – Ну помню, конечно, а что с ними?
Симпатичный человек, удивительный. Бедность, но чистота идеальная. Заштопанная рубашка-косоворотка, но все чисто. Бедность их сделала прозрачными, но очень чистыми. А картины висят только вот эти.
– Вань, молодые люди интересуются, что ты делаешь?
– Ну мальти-помальти – вот видите, вот о чем мечтал Малевич. Мы оказались в космосе – он же ведь о космосе мечтал.
Ну да, говорю. Я тогда, честно говоря, не знал еще о мечтах Малевича, потом узнал – а сам думаю: «Да… там Ленин, тут ракеты».
– Может, чайку выпьете, у нас нет ничего, вот бараночки есть.
– Спасибо, – говорю.
Ну, мальти-помальти.
– Вань, а может, мы покажем несколько работ? – вдруг она заговорила.
И в это время он достает шедевр. У меня мурашки по коже побежали, когда она показала эти работы.
– Ну, вот видите, мы это немного прячем. Иван Алексеичу в 34-м году справку дали, чтоб он живописью вообще не занимался. Запретили в молодости.
Справку
