супа и парочки салатиков? Что с тобой, матушка? А, твой в командировке! – сообразила она. – Решила отдохнуть от мартена!
Я киваю, соглашаясь. Веруня съедает два сиротливых яйца и тарелку макарон с подсохшим сыром. Потом я сажусь на стул, и она начинает работать.
– Ну, мать, запустила ты себя! Вся башка белая. И похудела, что ли?
Веруня весит под центнер и не признает худых женщин. Говорит, что те, кто стремится похудеть, просто комплексуют: кроме стройной фигуры, им нечего предложить мужчине. А у Веруни богатая фактура и богатый внутренний мир. И от отсутствия кавалеров она никогда не страдала. Это правда.
Она смотрит на меня пытливо и подозрительно. И я начинаю реветь.
– Говори! – приказывает Веруня и, забыв о своих прямых обязанностях, плюхается в кресло.
Я начинаю говорить. Реву, захлебываюсь и, простите, икаю.
Веруня, сдвинув брови, сурово кивает.
– Все? – спрашивает она, когда я замолкаю, и с чувством выдыхает: – Гад!
– Конечно, гад. Предатель. – Я опять начинаю реветь.
– Да хватит! – сердится Веруня. – Не стоит он твоих слез! – Потом долго смотрит в одну точку и тихо говорит: – А я думала, что так не бывает. Ну, когда на вас смотрела. Никогда такого не видела, чтобы так, душа в душу. Честно и чисто. А вон как оказалось… Как у всех. Ничего необычного.
Веруня расстроена. Мы ее сильно разочаровали. Лишили последних иллюзий. Прости, Веруня!
Она решительно встает и молча и ожесточенно продолжает меня красить и стричь.
Потом угрожающе произносит:
– Вот счас сделаю из тебя такую куколку! Все охренеют!
Я закрываю глаза и чувствую, что очень устала. Веруня заканчивает и говорит:
– Ну, смотри!
Я подхожу к зеркалу. И правда – помолодела и стала похожа на себя прежнюю. Мне хочется, чтобы Веруня поскорее ушла, но не тут-то было. Она считает своим прямым долгом все обсудить и обдумать стратегию.
Стратегия такова – проучить его, гада. По полной. Чтобы все понял и прочувствовал. Промучить, выжать все соки. Напугать, чтобы больше неповадно было и чтобы на всю жизнь запомнил, сволочь!
– Ну а потом, – тяжело вздыхает Веруня, – потом, конечно, простить! А куда деваться, Ириш? – Она пугается моего взгляда. – Куда деваться-то? Вся жизнь за плечами – не вымараешь. Да и внучок на подходе. Короче, чего мудрить? Проучить и простить. А куда ты с подводной лодки? На пятом десятке жизнь не устроишь.
– А мне и не надо! – уверенно говорю я.
– Это тебе сейчас так кажется, – грустно усмехается Веруня. – Одиночество бабье – господи не приведи! Да и потом – с кем не бывает! Ну, сорвался мужик один раз в жизни и тут же влип по неопытности. Бог велел прощать. А не простишь – высохнешь и умрешь от тоски или – от страшной болезни. Обиды – они душу до дна выжигают.
И эта туда же! Философ доморощенный. Все про все знают.
