понять. В конце концов, не каждый из нас живет на войне, да и «гостей» было трое… Хорошо, что живой остался. Теперь постараюсь забыть эту мерзкую картинку. Главное, я узнал, в каком направлении они ушли. Завтра с утречка прогуляюсь, посмотрю, что у них там за гнездо.
Вечером позвонил полковник, сказал, что ему уже лучше, и поинтересовался, как мне отдыхается. Я ответил, что у меня все отлично. «Местных не обижаешь?» – спросил он. Нет, говорю, не обижаю по причине отсутствия таковых. Дома разрушены, людей не видно: подевались куда-то. Осталось только двое, да и те трясутся от страха. Полковник очень огорчился. Жаль, говорит, если и они куда-то денутся. Потом помолчал немного и подобрел: разрешил стрелять из ВСЕГО, что найду, если мне вдруг захочется потренироваться. Вот это я понял сразу – не пришлось убивать ночь в размышлениях. Полковник дал «добро» на зачистку всего Блика. Теперь и ракетами можно побаловаться. Обожаю полковника! Видит, что я люблю гранаты взрывать, – а хочется-то большего! – вот и отправил меня на пустую планету с бесхозными ракетными комплексами и шикарной оружейкой! Стреляй, говорит, на здоровье, из чего хочешь! Понимает он солдатскую душу. Видит бог, понимает. Я даже рад, что его из генералов разжаловали. Иначе бы мы никогда не встретились. А кто бы еще мне такое разрешил?!
Спал опять в оружейке. Засыпал вроде бы с огнестрельным ТТ‑800, а проснулся, сжимая в руках «Квазар». Повспоминал, подумал, но никаких объяснений этому казусу не нашел. Чудо, не иначе. Надо будет полковнику рассказать.
Сразу же после завтрака отправился на природу. Все как и в первый раз: полная мимикрия, минимальное вооружение. Посидел денек за мониторами – пора возвращаться к полевым наблюдениям. Свежий воздух и все такое. Профилактика геморроя опять же…
Уже через три километра обнаружил огородик размером с два футбольных поля. Почти сорок мужчин, голых по пояс, горбатились под ласковой Ортегой на его зеленых грядках. Потные тела разукрашены багровыми пятнами и полосками. У многих разбиты лица.
Они работали словно в трансе. Изможденные, измученные страдальцы, утратившие всякую связь с реальностью.
Почему-то я сразу вспомнил сириусский госпиталь. Мы там охраняли императорского Советника после очередного покушения. Закрывали дверь своими телами и никого не впускали, кроме заранее оговоренных врачей. Рядом с палатой Советника находилась tabula-rasa (официально – отделение мнемохирургии). Народу со странностями тут хватало, но больше всего мне запомнились чудики, для которых собственные воспоминания превратились в неподъемный груз. Боясь окончательно спятить, эти бедолаги просили врачей «отформатировать их прошлое», а после операции бродили по коридорам живыми растениями: слабые, беззащитные, с идиотскими улыбками и глупой надеждой начать все сначала. Как будто стертая память что-то улучшит в их жизни! Выстрел в лобешник – вот эффективное решение! Вот радикальное форматирование!
У меня
