в это время помогал грузить мешки с семенной картошкой на телегу во дворе Акима, который, освободившись от нелегкой поклажи, неуверенно промолвил:
– Кажись, стреляют, или мне показалось?
Оба прислушались, в небе раздавалась трель жаворонка. Они, погрузив мешки, выворачивали коня в сторону огорода, когда к ним подбежал взволнованный Устименко и стал рассказывать о случившемся у смолокурни. Весть о Венькиной стрельбе в старосту вмиг разнеслась по Калиновке, а во дворе Наума голосила, причитая, его жена. «Не к добру это», – высказались многие калиновчане, но работу продолжили, хотя уже не с такой радостью.
Вечером Венька с волнением в голосе и несколько растерянным видом в присутствии почти всех военных излагал Лукину, как все было.
– Ты, Вениамин, правильно все сделал, и правильно, что стрелял. Пусть знает немецкий прислужник, что с ним разговор может быть короткий. Да и нас предупредил – мало ли кто еще с ним мог ехать. Сейчас нам надо думать, как быть дальше. Сюда, в деревню, Наум уже не поедет один, а, скорее всего, постарается известить полицаев в Высоком, так что надо будет усилить охрану, и через день-два будем сворачиваться. Огороды почти всех фронтовиков уже засеяны, да и колхозного поля вспахано немало.
Повеселел Венька, заулыбался после слов командира. Потом еще не раз приходилось ему слушать приятные и насмешливые слова за свой поступок.
На следующий день в Калиновке появился Степан с конем и известием о прибытии в Новоселки полицаев. Получалось, что два факта сходились в один, и было решено, никого не предупреждая в деревне, оставить ее следующей ночью.
Часть четвертая
1
У Кузьмы сидел полицай из Новоселок и докладывал, что к нему жена направила сына с деревенскими новостями. Самой важной оказалась новость о местном жителе Степане, который, по всем сведениям, отправил на тот свет братьев Кириков. Он вернулся с женой и невесткой на свой двор и начал засевать огороды, конь у него появился; так мало того, по очереди пашет огороды солдаткам и вдовам, а еще помог засеять огород жене полицая Дудянова Аркадия, погибшего от рук партизан, – ведет себя так, будто и нет там немецкой власти.
Напоминание о немецкой власти не понравилось Кузьме, и он оборвал доклад полицая словами:
– Ты в политику давай не лезь, не твое это дело, – и, покрутив головой, продолжил: – А вдове нашего покойного сослуживца помог – хитрый этот Степан, думает, что мы его простим. Вот пусть укажет, где эти недобитые вояки прячутся, тогда и посмотрим, простить его или нет.
Оставшись один, Кузьма открыл окно, и комната стала наполняться запахами весны. Но чистый воздух не принес ему радости, занозой всплывала тайная дума. «Может, зря связался с этой немчурой? Надо было найти место, затаиться и переждать, посмотреть, как оно будет, кто верх возьмет, тогда и устраивать жизнь. Только что теперь гадать – кабы знал, где упадешь, соломки бы
