трагическому актеру, чем переговорщику. Наполеон слушал с возрастающим изумлением. Эта речь, произносимая менторским, не терпящим возражений тоном, была скорее упражнением в декламации, чем реальными мирными предложениями.
– Как, и Брюссель я тоже должен отдать? – спросил он тихо.
Долгоруков подтвердил.
– Но мы с вами беседуем в Моравии, милостивый государь, а чтобы требовать Брюссель, ваша армия должна стоять на высотах Монмартра.
Князь никак не отреагировал на это замечание и продолжил заготовленный монолог. При этом он старательно избегал какого-либо обращения к французскому императору.
– Также должны быть возвращены все наследственные владения австрийской монархии и в первую очередь Вена. Тогда французская армия сможет беспрепятственно уйти восвояси.
На этом терпение Наполеона закончилось:
– Уходите, сударь, и скажите вашему господину, что я не намерен сносить оскорблений. Уходите немедленно!
Этому Долгорá все же удалось испортить ему настроение.
– Италия! Бельгия! – бормотал он. – Они хотят Италию! А что бы они сделали с Францией, если бы я был разбит?! При каждом слове в ярости разбивал кавалерийским стеком ком земли под ногами.
Тут он заметил на часах старого солдата Антуана – помнил его еще по египетскому походу.
– Они считают, что нас осталось только слопать, – сказал обиженно, обращаясь к часовому. Для этих он был не императором, а маленьким капралом, стригунком – прозвали так за то, что был коротко стрижен. Антуан взглянул на него, спокойно набивая трубку, и невозмутимо ответил:
– Да ну! Мы встанем им поперек глотки!
Наполеон улыбнулся – к нему вернулась утренняя веселость.
Царь решил пошалить – послал этого юного хлыща, чтобы тот его отчитывал как боярина, которого хотят сослать в Сибирь. Ох, шалунишки, ничего, через пару дней вы узнаете цену своих милых проделок, но это будет кровавый урок и запомнится он надолго. Потянулся дернуть Антуана за ухо – делал так всегда, когда человек ему нравился, и отдернул руку: мочки не было.
– Где ты ее потерял?
– При Маренго, – ответил старый солдат с прежней невозмутимостью. – Я был в авангарде Дезе, в девятой бригаде.
– От нее почти никого не осталось, – помрачнел император. – Это была славная атака. Кто не видел, как дрался Дезе под Маренго, тот вообще ничего не видел. Я уже проиграл битву и выиграл ее, когда он пришел на грохот канонады, и как вихрь, ворвался в бой. Жаль Луи – сейчас был бы лучшим из маршалов.
– Еще как жаль – генерал всегда был лучшим. Он погиб в 31, а мне уже 37 и я все еще жив.
– Без Дезе мы бы проиграли. Помнишь, его похоронили на самой высокой альпийской вершине, чтобы горы стали подножьем могилы. Если бы только мог обменять ту победу на его жизнь, не задумался бы ни на секунду.
– Да, помню, как ты плакал.
– Все,
