почему же, у нас много ужасных фильмов.
– Вот именно, не фильмов ужасов, а ужасных фильмов.
– Очень смешно, умник. Артём, помогай.
– Тим прав. Фильмы Канцевича – не классический хоррор. Он переносит популярные американские страшилки на нашу почву. Что это, как не вторичность? Все части «Отточенного лезвия» – это сборник штампов зарубежного кинематографа. Маньяки, привидения, ожившие мертвецы, вампиры, оборотни, пришельцы – всё не раз обыгрывалось в кинематографе до Канцевича. Он хорош тем, что своей плодовитостью закрывает часть спроса на низкие эмоции.
– Каюсь, я смотрел все его творения.
– Я тоже. – Тим показал, как посыпает голову невидимым пеплом. – У меня после них неделю шли из глаз кровавые слёзы.
– До запора хоть не дошло? – с интересом спросил Эмиль.
– Все разговоры сводишь к моей тощей заднице. Ну не в моём ты вкусе! Мне женщины нравятся! Ну, прости! Прости!
Тим захотел обнять Эмиля, но тот почему-то резко отдёрнулся, невзирая на гипс, и полез под стол за костылём. Тим оказался быстрее, стащив оба костыля у него из-под носа.
– Отдам, когда из твоей безрассудной головы выветрится желание убить меня.
– Я с этим желанием теперь буду засыпать и просыпаться, так что носи на здоровье.
– Ты опять?! – воскликнул Тим. – Нормальные мужики девчонок перед сном представляют, один ты меня хочешь видеть. Спасибо, конечно, но пусть это будет нашей маленькой тайной!
– Артём, можешь его подержать, а то ведь убежит, когда я начну вставать?
– Не вопрос. – Артём неестественно улыбнулся. – Пятьсот рублей будет в самый раз.
– По рукам.
– Так вот какова цена дружбы? – возмутился Тим.
– Твоя жизнь дороже не стоит, – ответил Эмиль, приподнимаясь на здоровую ногу.
– Артём, хочешь заработать тысячу?
– Не слушай его, Артём. Всё равно обманет. Нет у него тысячи.
– Отбой, парни, – сказал Артём, обрывая дружескую перепалку на самом интересном месте. – Эмиль, твоя девушка здесь.
Снежана не сняла в помещении солнечные очки. Ей нравилось создавать вокруг себя неиссякаемый ореол загадочности. Если мир – это подиум, то она шагала по нему с высоко поднятой головой, и могла видеть при таком ракурсе лишь звёздное небо. Заострённое высокомерие непостижимым образом сочеталось в ней с удивительной покладистостью и даже неестественной скромностью. За два года учёбы Артёму удалось разглядеть за интригующей пеленой противоречивого образа яркую пустоту. Ни кротость в одежде, ни располагающая внешность не могли заставить его поверить в искренность этой девушки. Деньги родителей позволяли Эмилю, а значит, и ей жить с комфортом. Без них у Эмиля не было бы ни единого шанса затащить в постель и долгое время удерживать при себе такой, надо честно признаться, лакомый кусочек.
Артёму
