Литовского к середине XVI в. «можно говорить только в формально-юридическом смысле. На практике нормы крепостной зависимости постоянно нарушались» [111]. По его мнению, «Видимо, довольно близка к истине оценка мобильности белорусских крестьян, сделанная российскими властями в 1777 г. при описании территорий, приобретенных в результате первого раздела Речи Посполитой: крестьяне губернии Могилевской до присоединения к Российской империи земли не были настоящие хозяева в их жилищах, по причине вольного перехода из одного места в другое. Хотя то и по польским правам запрещалось, но ненаблюдаемое тогда правосудие к сему как им, так и принимающим их вновь владельцам было поводом, посему не помышляли они ни о домоводстве, ни о земледелии, и так что редко поселянин, живущий в деревне, имел свою землю [111].
Вместе с тем, наряду с определенной свободой передвижения, крепостные крестьяне на территории Беларуси были бесправными. Показательна история, приведенная В. Носевичем. Тит Крупский, поданный фольварка Гребень в Ошмянском повете, в 1680-е гг., после смерти родителей, ушёл в деревню Прудки, где женился и завёл хозяйство. Владелец Гребеня Антоний Ян Стабровский обратился к владельцу Прудков канонику Згерскому с требованием вернуть беглеца. Тот предложил взамен выплатить 250 злотых отступного. Стабровский согласился на эти условия, о чем оговорил специально при продаже Гребеня пану Петру Каролю Сабине 8 ноября 1689 г. Однако примерно через 30 лет сын пана Сабины Юзеф неожиданно предъявил претензии на трех сыновей уже покойного Тита, с тех пор проживавших в Прудках, – Казимира, Николая и Томаша, которые были отданы ему «со всею рухомостью, конями, быдлом рогатым и нерогатым, а также сумму в 345 злотых» [111].
Г.В.Вернадский отмечает, «что несмотря на утрату законных прав на участки земли, которые они обрабатывали, крестьяне, будучи крепостными, продолжали считать землю своей собственной и на протяжении долгого времени вступали по ее поводу в разнообразные сделки, такие, как обмен участками земли, сдача в аренду, закладывание или продажа земли.
Поступая таким образом, крестьяне действовали в духе древнерусских юридических установлении, а также в традициях обычного русского права. С точки зрения новой системы в Великом княжестве Литовском, такие сделки были незаконными. Однако великокняжеские должностные лица допускали подобную практику, когда сделки касались крестьян, относившихся к господарским землям, и, если эти сделки не были в ущерб службам. От имени великого князя его чиновники всегда могли аннулировать любую сделку как незаконную, если она была во вред интересам великого князя.
Во владениях вельможи, как и в угодьях дворянина, существовали схожие тенденции в отношении к крестьянской земле. Однако крестьяне, подчинявшиеся вельможе, находились в более зависимом положении, и можно было ожидать, что дворяне, особенно мелкие землевладельцы, будут контролировать
