избавиться.
– Прилипчивый?
– Почти как я.
– Я повременю.
– Со мной или с семками?
Свен молчал. Напряженно. Долго. Громко. Обдумывал предложение. Хотя все для себя решил. Все для себя решил. Хотя…
– Зико оставит Лусанду. – сказал Торингтон.
– Сделаем все возможное, Свен.– с готовностью прошепелявил Андерсон. Во рту собралась вкусная и густая слюна, а на губах налипли… «Как это?» – старательно вспоминал Андерсон. – « Похоже на фамилию этой польской чувихи из секретариата посольства.»
– Chelupayki – сказал Андерсон.
– Ты знаешь Ядвигу? Ядвигу Баскетбольные мячи?
– Здесь такая скука и такой СПИД – вздохнул Бен Андерсон. – Конечно, я знаю Ядвигу, но баскетбольные мячи? Свен? Там максимум груши конференц. Ты про задницу?
– Я про женщину. Такую как надо женщину. Она независимая и главная. Как упругий баскетбольный мяч.
– Вот это да. А я никогда и не думал вот с этой вот стороны.
– Как говорит моя маленькая тридцатилетняя дочь. Печалька. А по нашему делу… Вот что я думаю. Что Зико без АНБ?
– Это да. – Бен сложил кулек в карман.
– Хотя… – Свен продолжил. – Что АНБ без Зико.
Свен улыбнулся и протянул руку Бену Андерсону.
Глава 3
Из прохудившегося мешка Британской империи эта страна выпала в 1960 году. Был жив Кеннеди. Плавила лёд советская оттепель. Сам собой напрашивался 68-й. Который случится в Париже, продолжится в Праге, а прикончит его праздник Тет. Вьетнамский Новый Год. Бессмысленная бойня. Идеалы всегда пахнут дымом, кровью и надеждой. От здравого смысла тянет болотом, скукой и обычной жизнью. Такова мировая гармония. Жизнь даёт надежду, надежда обрывает жизнь. Жизнь – надежда, надежда – смерть. Какая-никакая, но мысль. Зато она, пусть корявенько и не бесспорно, объясняет, почему смартфон в руке держит все тот же человек, что когда-то давным-давно взял в руку палку. Бывшие хозяева позаботились, как хотели, о молодой новорожденной нации. Бочковатый и сизоносый клерк из британского министерства колоний провел на политической карте стройные границы. Красивый равнобедренный треугольник оранжевого цвета. Чуть ниже и в сторону от экватора. Клерк не знал (чем больше живу на свете, тем больше сомневаюсь), что его любовь к геометрии напополам разрежет племенные жилы. С самого начала (да, конечно, знал!) добела обескровит национальное тело и перекроет доступ кислорода в младенческий радостный мозг. Полста лет ворочается этот младенец в своей заметно обедневшей колыбели. Ничего не слышит, кроме погремушки свободы и независимости. Пузырятся веселые слюни и есть надежда. Она же жизнь. Она же смерть. У белки в колесе больше шансов. Она работает. Не мечтает. Все президенты вольной, без царя в голове, страны были мечтателями. Мечтателями и карателями. Карали тёмное прошлое и мечтали о светлом будущем. Беспощадно. Первый президент. Доктор Окомо. Ангаирисоко, что значит «муравей, который победил слона».
