ответить, отвёл взгляд:
– В каком-то смысле да.
От меня не укрылась перемена в его настроении: он весь вдруг стал одним тугим комком напряжения.
– Папа…, – я попыталась вложить в свой голос посыл поддержки и принятия, – пожалуйста, расскажи мне.
– Я здесь именно для того чтобы рассказать… Мира, на самом деле Инга не умерла. По крайней мере, там, в интернате.
– Что? Так она… жива?!
– Возможно… Я надеюсь… То есть, я не знаю наверняка! – наконец, выдохнул Альберт.
– Как это не знаешь?! Я не понимаю…, – внезапно навернулись слёзы, и стало так по-детски обидно, будто мне пообещали нечто до боли желанное, а в самый последний момент передумали и отняли, едва дав потрогать.
– Так и будешь перебивать? – в голосе отца послышалась усталость, и я прижала руку к губам, показывая, что готова внимательно слушать дальше. Альберт, видя моё нетерпение, продолжил:
– Ситуация в интернате всё время усугублялась, и Инга очень страдала. Дело шло к тому, что ей бы просто не выдали аттестат для поступления в колледж. Кларисса тоже получала ежегодные отчёты об успеваемости младшего ребёнка и однажды она будто вскользь обмолвилась, что забирать Ингу в семью, по всей видимости, не придётся. Этот разговор состоялся уже после гибели Анны и Тая. В то время я просто-таки жил мечтой о том, как заберу младшую дочь в семью. Хотел, насколько возможно незаметно для Клариссы, окутать девочку настоящим родительским теплом и любовью. А впоследствии, когда окрепнет, собирался помочь ей перебраться в трущобы. Я пытался, к слову, достучаться и до тебя. Но ты была настолько закрытой, с таким полчищем профессионально выстроенных барьеров, что я так и не нашёл тогда верного способа сделать это.
– Я боялась тебя, пап, – я опять не сдержала слёз, вызванных отцовскими откровениями. – Помню те несколько раз, когда ты заговаривал со мной наедине, и для меня это были чуть ли не самые страшные эпизоды жизни в семье. Представляешь? Сейчас мне стало ясно, что так ты пытался наладить со мной контакт, но тогда я не понимала, почему при виде тебя хочу спрятаться и закрыться на десять замков.
– Причин может быть много. Большинство из них таится в том, что в наших интернатах с детства навязывается негативное отношение к родителям и страх перед людьми в униформах Служб. Причём, страх неосознанный.
– Послушай, ну что касается спецслужб – это я ещё могу понять. Но зачем преднамеренно формируются отрицательные ассоциации с кровными родственниками?
– Для того чтобы даже после переселения в семью у ребёнка не было шанса сформировать хотя бы слабую привязанность к родителям. Я всё это понимал. И осознавал, что с твоим «перевоспитанием» придётся действовать по возможности неторопливо и незаметно даже для тебя самой. А вот Инга… Она была младше, и я надеялся, у меня ещё будет шанс.
