понимаю. Повзрослела, наверное.
– Я её не убивал.
Аня ощутила, как её лицо искажает саркастическая улыбка.
– Ага.
Галактионов щёлкнул тумблером на щитке. Дизель застонал, металлически прокашлялся и загудел – чисто, ровно, без призвуков.
– Для справки: что значит «не убивал»? – уточнила Аня.
Галактионов выключил двигатель, щёлкнул другим тумблером, и загорелись аварийки на стенах. Их ярко-красный свет окружил фигуру отца демоническим ореолом.
– У тебя найдётся тряпка? – спросила фигура.
Аня наконец различила черты Галактионова, очерченные алыми тенями: обвисшие, как у Сталлоне, глаза; рыбий взгляд, гладкий череп, тонкие губы, сжатые, будто перед плевком.
Старая, как мир, футболка с надписью: «ЛДПР».
Ничего приятного или красивого в этом человеке давно не было – казалось, Аня смотрит на обветшалый фасад, на оболочку, которую некая чуждая людям сущность износила до дыр.
– Тряпка?.. – повторила оболочка.
– Вы хотите мне всё объяснить пантомимой с тряпкой?
– Ты мне объяснишь, почему за столько лет не нашли её тела? Или почему моя дочь обращается ко мне на «вы»?
Щеки у Ани вспыхнули. Она беззвучно пошевелила губами, но так и не нашла, что ответить.
– Принеси тряпку, Аня, – напомнил Галактионов и посмотрел на свои руки. – Грязь.
#3. СТАНИСЛАВ
Даже в туалете больничного морга стоял этот визгливый гул. Казалось, сверлили не стены отделения – барабанные перепонки. Этого, видимо, было мало, и через некоторое время стали отвечать с другой стороны.
– Рр-р-р-р-р-р.
– Уи-и-и-и.
– Рр-р-р?
– УИ-И-И-И-И-И!
Большинство приняло бы звуки за дрель, но Станислав давно понял, что столь долгих ремонтов в моргах не бывает – так работала хирургическая пила патологоанатома. Может, вскрывала грудную клетку. Может, череп.
Наверное, родным лучше было думать про ремонт.
Он застегнул ширинку, направился к раковине и ополоснул руки. «Зеркала нет», – походя отметил мозг. В этом наверняка была виновата какая-то местная примета, но ни одной подходящей в голову не приходило. Станислав отряхнул воду с рук и зашагал прочь: коридор, поворот, коридор… лестница.
В зале для прощания навязчивой пилы уже не слышалось. За столом похоронного агента по-прежнему сидели мать Саши, заплаканная женщина сильно за сорок, и бледный сыч-отец. Оба, и отец, и мать, старались не смотреть друг на друга и даже будто развернулись в разные стороны.
За родителями – на возвышении, нависая и как бы давя, – чернели гробы сестёр. Рядом застыла Галактионова. То ли из-за места допроса, то ли еще почему, но под пиджак она сегодня надела не серую, а чёрную водолазку.
Нарядилась.
Какаду, блин.
– Мне кажется, – тихо сказала Галактионова,
