страшной красотой. Возможно, дело было в выражении его лица – высокомерном, настороженном и жестком. Глаза, глубоко посаженные и пронзительные, обманчиво безучастно пробежались по двору. В какой-то миг Гнеде показалось, что чужак посмотрел прямо на нее, и она зажмурилась, до боли втиснувшись в стену. Но он одним рывком оседлал коня и, прямой как скала, еще раз огляделся. Второй всадник, не оборачиваясь, подошел к своему скакуну и, грубо сунув что-то в переметную сумку, не менее ловко вскочил в седло. Он бросил спутнику пару глухих слов на незнакомом языке. Первый ничего не ответил и развернул коня, но в это мгновение его жеребец задрал голову и коротко заржал.
Гнеда вздрогнула и медленно сползла еще ниже по стене в густые заросли бересклета.
Лошадь приблизилась беззвучно. Грузные копыта мягко вдавились в землю так близко, что теплый воздух из ноздрей почти касался лица Гнеды.
Всадник остановился прямо напротив ее жалкого убежища, и казалось, кусты, укрывавшие девушку, сейчас вспыхнут под его взглядом. И в миг, когда Гнеда была готова, поддавшись страху, выскочить с криком, она неожиданно ощутила новую, неизвестно откуда взявшуюся силу встретить любой исход лицом к лицу. Девушка открыла глаза, и взгляд ее уперся в то, что привлекло внимание страшного гостя. На дорожке лежал оброненный Гнедой венок. Нежные цветы все еще хранили капли луговой росы.
В то же мгновение перед глазами девушки что-то мелькнуло – конник наклонился за венком, поддев его ножнами. Поднеся цветы к лицу, он втянул носом воздух и отрывисто сказал что-то своему спутнику. Оба тотчас пришпорили коней и растворились в чаще.
Трудно сказать, сколько Гнеда еще просидела неподвижно, не в состоянии пошевелиться. Наконец она медленно поднялась, опираясь о стену и пытаясь совладать с мелкой дрожью, пробиравшей ее руки и ноги. Тяжело переступая, девушка вышла на тропинку. Нигде не было видно следов ни от тяжелых копыт, ни от громоздких сапог конников. Лишь на земле одиноко лежал растрепавшийся венок, а ветер перебирал в нем почерневшие и пожухшие, словно опаленные огнем, мертвые цветы.
3. Кузнец из Черноречья
Гнеде было страшно. Эти люди не могли прийти с добром. Она вновь вспоминала дверь, оставленную незнакомцами нараспашку, и сердце сжималось оттого, как легко и безнаказанно чужаки попрали хозяйскую честь, своевольно распоряжаясь в ее жилище. Какие еще законы им ничего не стоит преступить?
Кто они были? Что искали?
Ответов на эти и десятки других вопросов, роившихся в ее голове, не было. Гнеда знала лишь, что оставаться здесь, входить в оскверненный самозванцами дом ей претит. Нужен был совет, покровительство старшего, мудрого друга. И после смерти Домомысла лишь один человек на всем свете мог ей помочь.
Черноречье приютилось на противоположном берегу Листвянки, вниз по течению. Оно считалось отшибом деревни,
