её. Во-первых, я бы уже застрелил кого-нибудь, если бы постоянно слушал чужую музыку – это как есть еду, которую ест твоя девушка веганка. Была у меня такая «Жри», – говорит, – «Полезно», «Если только не дыша и проглатывая» – обычно отвечал я. Она ушла из-за того, что я её не понимаю; я тоже не понимал: какого хуя один человек может портить пищеварение другого?! Моя микрофлора основана на двух банках пива в день и пачке чипсов, приправляемых вечером салатом цезарь, чтобы смело говорить, что я слежу за своим питанием. Во-вторых, я ехал в эконом-классе, и я предполагаю, что на этом уровне нужно радоваться, что не тебе приходится водить, поскольку этих классов сделали столько, что начинаешь чувствовать себя нищебродом обязанным терпеть; поэтому не удивляешься и не возмущаешься, если на сиденьях оставлены следы пищи, а в салоне пахнет сигаретами – а как ещё должен выглядеть эконом? Мне всегда приходил образ из старых американских фильмов 90-х годов, когда люди, беря эконом-класс в самолёте, находятся два часа в окружении шумящей толпы, которой дозволено пить и курить: вокруг дым и непослушные дети, и герой сидит среди всего этого, и думает о том какой он счастливчик в этой жизни, а тем временем какой-то жирдяй пытается передать ход-дог, сидящему через тебя сыну. Если мысленно всю эту картину впихнуть в маленькую жёлтую китайскую машинку, то можно почувствовать как невольно насилулется твоё личное пространство в небольшой квартирке на окраине Гонконга.
Не став излишне зацикливаться на этом образе, я радовался тому что имел, и немного протерев старый пыльный чехол, я уткнулся взглядом на водительское место: руль был от Порше, на петарде качалась маленькая панда, а над ней висели сувенирные боксёрские перчатки – мило и противоречиво. Не став спрашивать, что из этого принадлежит ему, а что его образу, и приспособившись, я остался наедине с довольно неплохой музыкой, испорченной дешёвыми колонками – конечно оправдать в этой жизни можно всё.
Запах сиреневых волос и вкус свежего хмеля
Машина остановилась у общежития; серая панельная многоэтажка навалила на меня чувство справедливости – «Вот поживи в Российской общаге сучка».
Дальше всё было не просто. На входе, за окошком, сидела пожилая консьержка с характером женщины-бультерьера, и охраняла девственные границы общежития, восхваляя слово “непорочность” и порицая “порок”.
– Молодой человек, оставьте пропуск и уходите!
– Но я хочу лично ей всё передать и поговорить с ней. Любящее сердце скучает и не находит покоя, возможно, я даже влюбился впервые.
– Нечего вам в неё влюбляться … отдайте и уходите! – уже почти вырывая пропуск, сказала местная сторожила женской чести. – А любовь, она в вашем возрасте меняется каждую пятницу. Ничего страшного. Найдёте ещё одну, осталось потерпеть совсем немного.
Отвоевав и вырвав из её руки пропуск, так, что она чуть не ушла за ним в окошко, я убрал его в карман и засунул
