Нет никакой разницы. Хоть какой-то плюс.
***
Рабочая смена ничем не отличается от множества других. Сотни человеческих лиц мелькают перед взором, сменяясь одно за другим.
– Девушка, дайте…, – а дальше подставляйте все, что вашей душе угодно: пачку сигарет, бутылку минералки, упаковку семечек или жвачку.
– Софья, сегодня нужно поработать до восьми, – Нина Анатольевна сообщает по телефону в ультимативной форме.
– Но…, – пытаюсь возразить, отсчитываю сдачу.
– Я помню, о чем мы с тобой договаривались, ты уходишь за час до заката, чтобы не возвращаться по темноте. Но и ты не забывай, что имеешь работу благодаря моей доброте, – отрезает владелица магазинчика. – Буду в восемь. Так и быть, Толя подвезет тебя до поселка.
– Спасибо, – я благодарю, улыбаясь следующему клиенту.
Я изредка поднимаю взгляд на циферблат круглых часов, кажется, что минутная стрелка сошла с ума, ускорив свой бег минимум вдвое. За окном слишком быстро сгущались сумерки, а на душе разрасталась тревога. Маша сойдет с ума, если я не вернусь к шести, и у меняя нет никакой возможности предупредить.
– Беги, Толя тебя ждет, – наконец, порог переступает владелица магазина.
Повторять дважды ей не приходится. Я оставляю рабочий телефон и ключи от кассы на стойке, срываю куртку с крючка, накидывая ее на плечи выбегаю на улицу.
– Вечер добрый, Софушка, – открыв пассажирскую дверь, мужчина ожидает у автомобиля.
– Добрый вечер, дядь Толь, – я ныряю внутрь.
– Торопишься? – интересуется он, с трудом обхватывая круглый живот ремнем безопасности.
– Очень. Сестра волнуется, – я перевожу взгляд на крохотные наручные часы. Половина десятого
– Пристегнись, довезу с ветерком, – мужчина по-отечески хлопает меня по коленке и выезжает на трассу.
– Дядь Толь, вы не могли сделать музыку тише, – я с ужасом всматриваюсь в непроглядную темень за окном автомобиля.
– А что такое?
– Не хочу собрать всех соседских собак, добираясь до своего участка.
Мужчина понимающе хмыкает и сворачивает к нашему поселочку:
– Дальше уж извини, Софушка, не поеду. Застряну в вашей глине, и придется ждать весны, – он тормозит на границе, где асфальтированная дорога сменяется грунтовой.
– Дядь Толь, тут буквально двести метров, а дальше опять асфальт.
– Не поеду, и не проси, – отмахивается он. – Доброй ночи, – прощается, всем своим видом указывая, чтобы я освобождала автомобиль.
– И вам, – я выхожу и мягко закрываю дверь, не желая издать ненужный мне сейчас шум.
Дядя Толя же, прибавив громкость магнитолы на полную, срывается с места.
– Вот черт, – интуитивно выбираю неосвещённые участки дороги и буквально крадусь, прислушиваясь. Да разве можно что-то расслышать,
