очки. Порывшись в своей маленькой сумочке и сжав их в руке, она вообразила торжествующее выражение лица Лидии, если бы та увидела ее – словно вид Мэри в очках мог компенсировать оскорбление, нанесенной ей покупкой нового платья. Мэри поспешно выдернула руку из сумочки и уже начала паниковать, когда почувствовала, как Элизабет коснулась ее плеча.
– Пойдем, Мэри, мы нашли удобные места, где можно присесть.
Лиззи ловко провела сестру сквозь толпу людей к череде стульев, выставленных так, чтобы сидящим на них было комфортно наблюдать за танцующими, не будучи при этом обязанными самим присоединяться к веселью. Их мать уже подыскала себе там местечко возле леди Лукас, своей лучшей подруги. Они проводили вместе много времени, ибо каждая находила в своей собеседнице именно то, что ей было необходимо. Миссис Беннет требовался слушатель, в то время как леди Лукас, робкая и почтительная дама, была счастлива играть роль ее послушной последовательницы. Лишь однажды эта гармония между ними оказалась под угрозой. Когда мистер Лукас, состоятельный меритонский торговец, удостоился титула баронета, казалось, все должно было измениться, ибо как миссис Беннет могла продолжать покровительствовать жене новоиспеченного баронета? Однако, к своему невероятному облегчению, миссис Беннет вскоре выяснила, что титул ничуть не изменил покладистого нрава ее подруги, и леди Лукас была по-прежнему готова безропотно сносить снисходительный тон, который был неотъемлемой составляющей нежного и преданного расположения миссис Беннет.
За спиной леди Лукас стояла ее старшая дочь, Шарлотта. Это была молодая женщина среднего роста с простым и открытым лицом, в чертах которого не было никаких претензий на красоту. Ее непримечательная внешность была источником глубочайшего удовлетворения для миссис Беннет, которая часто обращала внимание леди Лукас на разницу между скромным внешним видом Шарлотты и привлекательностью ее собственных дочерей. Не колеблясь, со всем сочувствием миссис Беннет порой вслух размышляла о разочаровании, которое должна была испытывать ее подруга по поводу того, что Шарлотта, в свои двадцать шесть, все еще оставалась незамужней и у нее оставалось так мало шансов изменить это положение.
Леди Лукас, слишком робкая, чтобы перечить миссис Беннет, в такие моменты покорно кивала, однако ее покладистая натура некоторым образом шла на пользу ее несчастной дочери. Леди Лукас не обладала ни той энергией, ни тем отчаянием, которые так легко одолевали миссис Беннет, так что Шарлотта не подвергалась ни упрекам, ни жалобам, которые так часто выпадали на долю Мэри. Возможно, именно по этой причине Шарлотта не опускала голову, стыдясь своей судьбы дурнушки, а смотрела вокруг ясным и внимательным взглядом. Она не питала иллюзий относительно своей внешности, но ее способность подать себя говорила о том, что она не собиралась за это извиняться. Вместо этого она признавала свое положение лишь с усмешкой, а те, кто плохо ее знал, часто удивлялись
