из ведра и с наслаждением напился.
– Холодная, – отдуваясь, одобрил он. – Молодец!.. Ну что, хозяин, давай ёмкость, буду вино разводить.
– Кепа, а где второй котелок? – спросил Саксум у кашевара.
– Под столом, – не оборачиваясь, ответил Кепа.
Спину он теперь держал очень прямо, голова его была гордо поднята, оттопыренные уши сдержанно розовели сквозь густой коричневый загар.
– Обиделся, – кивнул Марку на него декурион.
– Губу закрутил, – подтвердил Марк.
– Переживает, – заключил Саксум.
– Гордый, – сказал Марк.
– Самолюбивый, – поправил Саксум.
– Жалко парня, – покачал головой кентурион.
– До слёз, – не стал спорить Саксум. – А парень-то, в общем, неплохой.
– Да что там, – подхватил Марк, – замечательный парень!
– Таких парней – поискать, – сказал Саксум. – Таких парней, понимаешь, – один на сотню.
– Брось! – сказал Марк. – Тоже скажешь! Таких парней – один на тысячу. Один на легион. Я бы всю свою кентурию на него одного сменял. Не задумываясь.
– Вот только гарума много жрёт, – расстроился декурион.
– Это да, – загрустил и Марк, – Всё бы хорошо, но гарума действительно жрёт много. Во всём герой, но с гарумом – беда!..
– Да ладно вам! – не выдержав, обернулся от котелка Кепа, он уже опять улыбался. – Ну чего вы, в самом деле!.. Я же сказал, что больше не буду.
– Что с кашей? – строго спросил его Саксум.
– А что с кашей? Каша давно готова…
– Так чего ж ты ждёшь, кашевар хренов?! – возмутился декурион. – Ждёт он чего-то, понимаешь! Давай её на стол! Жрать-то хочется!..
Тревогу сыграли в начале третьей стражи.
Заблеяли рожки командиров манипулов, зазвучали резкие отрывистые команды, загрохотали по каменным полам подбитые гвоздями солдатские калиги, заплясали на мрачных, выдернутых из сна лицах багровые блики поспешно зажигаемых факелов.
Саксум привёл турму на место, определённое для неё по боевому расписанию – на площадь перед южными воротами (прим Се́ртор Перпе́рна сразу же по объявлении тревоги убыл в прето́рий, к префекту, перепоручив командование подразделением декуриону). Спешились. На площади, залитой светом почти полной луны, да вдобавок ещё и озаряемой пламенем многочисленных факелов, было светло, людно и шумно – кроме турмы Саксума на небольшом пространстве толклись, гомонили, бряцали снаряжением ещё не менее сотни пехотинцев. Обстановка была нервная, голоса звучали или настороженно приглушённо, или неестественно громко. Пахло пылью, конским потом и сгоревшим факельным маслом.
От старшего караульной смены – здорового, плосконосого, заросшего по самые глаза чёрной курчавой бородой, детины – удалось узнать кое-какие новости. Громко шмыгая своим расплющенным носом и то и дело сплёвывая себе под ноги, детина сиплым простуженным голосом сообщил,
