Маленький человек вершит судьбы, – задумчиво, как бы сам с собой рассуждая, говорил Мещерский. – Ничтожество, возомнившее о себе нечто. Да, да. Именно так. И все же позвольте не согласиться с вами, Тамара Николаевна! Лариса – не дурочка! Но молода, не опытна, доверчива…
– Она дочь своей матери! – резко бросила Ряжская. – Так же расчетлива. Это же очевидно!
– Вот те на! – вырвалось у Барышева. – Договорились до чего.
– Да-да! – голос Ряжской слегка звенел. – Вначале расчет на молодого и красивого Паратова, затем – на надежного, как ей казалось, и любящего ее Карандышева, а перед смертью – на богача Кнурова, деньгами которого она хотела заглушить свое «горе».
– Да она просто растерялась, Лидия Васильевна! – урезонивал Барышев непривычно взвинченную Ряжскую. – Девчонка попала в переплет и чтобы «заглушить горе», по вашему же выражению, пошла на столь радикальные шаги.
В этот момент Мещерский оглянулся на легкий скрип двери – в зал на цыпочках вошел мужчина в сером костюме и шляпе, из-под полей которой была видна лишь нижняя часть лица. Мужчина уселся в кресло предпоследнего ряда и уставился на сцену. Лицо режиссера слегка побледнело и напряглось, глаза сузились.
– Но элемент торговли молодостью и красотой, ведь Ларису нещадно продают и покупают, все же не будем сбрасывать со счетов. Вот вам и жертва буржуазных отношений. Так что, Тамара, будете играть Ларису как жертву буржуазного общества и мещанского мировоззрения матери, – в этот раз Мещерский был непреклонен, всем видом показывая, что дискуссия окончена. – Роман! И вам тоже серьезнейшее замечание. В последней мизансцене попахивает
театральщиной. Ваш Карандышев, будто актер-трагик из провинциального театра, нелепо жестикулирует, ходульно подвывает и прочая дребедень. Вы меня понимаете?
– Да, Иван Гаврилович, есть грешок, – почесал в затылке пристыженный Барышев.
– К тому же бессовестно перетащили в «Бесприданницу» ужимки из другой роли – Кудряша. Или это случайно?
– Вот черт! Я и не заметил, как-то само собой вышло, – растерялся Роман и тут же очень кстати процитировал того же Островского:– «Вам надо старые привычки бросить…»
– Вот именно! – быстро отозвался режиссер. – Цитата в самый раз. И еще, Роман. Побольше резонерства и искреннего возмущения. Примерно так: «…Вон посмотрите, что в городе делается, какая радость на лицах! Извозчики все повеселели, скачут по улицам, кричат друг другу: «Барин приехал, барин приехал…» Ну и так далее. И яду подбавьте, но не слишком. Он все же не круглый дурак, этот Карандышев. Вы поняли?
Роман вместо ответа быстро вошел в образ и с едкой насмешкой проворчал: «Барин приехал, барин приехал…».
– Вот! Уже лучше. Значительно лучше!
Мещерский вернулся к режиссерскому пульту, сел, продолжая разбирать нюансы образа Карандышева:
– Главное, чтобы вы поняли суть этого человека, тогда образ получится
