style="font-size:15px;"> – Надеюсь, ваши жилищные условия не так суровы?
– По счастью, я живу в родительской квартире.
– Итак, по-вашему, Лариса никакая не жертва буржуазного общества, а его полноправный член, так сказать, продукт буржуазных отношений. Каждому свое: Паратову – паратово, Кнурову – кнурово, а бесприданнице Ларисе – бегом замуж и нечего ерепениться, лишь бы муж со средствами был. Или, на худой конец, богатое содержание, что тоже неплохо в ее положении. Так?
– А по-вашему, усыпать землю трупами соблазненных и покинутых?
– Но, может быть, поменьше соблазнять и обманывать?
– Это уже вопрос нравственности, а не буржуазной морали…
– И следовательно, был, есть и будет во все времена?
– Ага, – она легкомысленно надкусила яблоко. – И даже при социализме.
– Вы с ума сошли, Тамара! – простонал Мещерский, озираясь вокруг себя.
– Имеющий уши да услышит? – расхохоталась Важенина. – А вы испугались. Куда же девался ваш принцип… этот… как его? Живем однова? Или еще так: волков бояться – грибов не видать?
– Это что-то новенькое, про грибы, – он быстро достал из бумажника деньги и подозвал официанта.
В зале уже было много посетителей. Стало шумно от голосов, звона посуда. Заиграл оркестр.
Мещерский помог подняться заметно опьяневшей Важениной и, крепко прижав ее руку к себе, повел к выходу.
– Глупая, – шептал он, открывая входную дверь, – с волками и в самом деле шутки плохи. Видно, непуганая еще…
– Куда вы меня тащите? – возмутилась Тамара. – Я хочу танцевать! Вы любите танго?
– Еще как! Но это в следующий раз. А сейчас домой, баиньки.
* * *
Влажный утренний воздух с ароматом распускающихся лип и тополей, ворвался в открытое окно. Мещерский оглянулся на спящую Тамару, осторожно опустил приподнятый тюль и тихонько, на цыпочках вышел из спальни.
Вскоре он вернулся с подносом, на котором дымился свежий чай. Стаканы из тонкого стекла, вставленные в серебряные подстаканники, слегка звякнули, и от этого звука Тамара проснулась. Она ошалело посмотрела на Мещерского, затем резко села и закрылась до подбородка одеялом.
– Доброе утро, – улыбнулся он, присаживаясь на край кровати. – Утро и вправду славное. День, я думаю, будет не хуже вчерашнего.
Он взял с подноса стакан, подал его Важениной. Она машинально взялась за витую ручку подстаканника, по-прежнему находясь в ступоре – окаменелая, с застывшим взглядом.
– Тома, по-моему, ты сейчас в образе Ларисы. Соблазненной коварным Паратовым. Что с тобой?
– Мне стыдно, – охрипшим голосом выдавила она, опустив взгляд в стакан с чаем.
– И всего-то? Выбрось эту глупость из головы. Боюсь снова стать пошлым, но сейчас ты очаровательна. Вот что значит молодость! Вино, извини, постель и прочие радости жизни делают тебя
