Арсеньев.
– Привет, засранец, – радостно скалюсь. – Понравилось земляничное шампанское?
– Так вот что это была за гадость, – кидает взгляд на тряпку у ног, крепче сжимая рукой полотенце на бедрах.
Мощных таких бедрах, с волосатым прилеском, уходящим вниз. Глаз не отвести. Я, собственно, и не отвожу. Могу себе позволить не мяться краснеющей девственницей у его порога, уже не восемнадцать.
– Пошла по кривой дорожке, алкоголь, нападение, кражи со взломом? – рычит повзрослевший мальчишка.
– Эй! Я пришла покормить кота! – пихаю мыском пакет под ногами.
– У мамы нет кота! – самодовольно скалится.
Словно в ответ из ванны раздается грохот падающей на плитку сумки со стеклом внутри.
– Ага, – строю ехидную рожу. – Зато, кажется, завелся домовой.
Делаю решительные шаги в сторону открытой ванны, но Антон, ожидаемо, не отступает. Развернул тут свои широкие голые плечи на весь коридор! Я подхожу к нему нос к носу и задираю голову, чтобы взглянуть в хмурое лицо. Переглядки – наша любимая детская игра. Он всегда сдавался первым, а я бессменный победитель. Но годы, кажется, прошли не напрасно, он натренировался. Мы оба не сдаёмся. Пялимся глаза в глаза, не смея моргать, пока веки не начинает щипать от подступивший влаги. И хотя я упрямо смотрю в серые зрачки, вспоминая грозовое небо сентября, в котором он меня бросил, общая картинка изменившегося лица отпечатывается в голове: заросшие густой щетиной скулы, собранные возле уголков глаз морщинки, выбеленный шрам на нижней губе. Всего этого раньше не было, и каждая деталь поражает. Почему-то я была уверена, что время над ним не властно, как над чёртовым Дорианом Греем.
Интересно, что видит перед собой Антон?
– О чем думаешь? – наконец, не выдерживаю тишины. Это ещё одна излюбленная игра: он ненавидел, когда я пыталась залезть к нему в голову.
– Что гребаная планета слишком тесна.
– Ты поэтому уехал на другой конец страны, проверить эту теорию?
– И стоило лишь ступить на родную землю – ты приперлась ее топтать.
– Я могу свалить, кота будешь кормить сам, – цежу сквозь зубы.
– Нет здесь никакого кота, мать ненавидит животных! – выталкивает из себя горячий воздух прямо мне в лицо.
– Мявф-ф, – раздается помесь кота со змеёй под ногами.
Антон широко распахивает глаза и переводит, наконец, взгляд вниз. Возле его голой волосатой ноги трётся самое жалкое существо в мире: Вискас с подранным в неравной дворовой схватке ухом и не зажившим до конца шрамом через весь левый глаз. Помню, когда я только увидела это жалкое зрелище, он был после ветеринара, и плохо сшитые края разодранной морды торчали самым безобразным образом. Сейчас это чудовище Франкенштейна выглядит ещё сносно, но все равно отпугивает не закалённого человека.
Антон в ужасе отшатывается назад, невольно отпихивая мохнатого зверя ногой. Вискас в свою очередь обиженно фырчит и плюется, решая сменить объект для внимания. Мягко переступает по ламинату в мою сторону, и
