у спящих детишек зубов и пахнет мертвыми зверушками, которых носит в своей корзине.
– Ведьма не взаправдашняя, – сказала себе Клевер. – Это просто сказка, чтобы пугать детей…
А вот диковины были настоящими, взаправдашними. И таким же настоящим был этот крик.
Услышав его во второй раз, Клевер подхватила свою поклажу и пошла к скалистому выступу. Выйдя к полукругу из валунов – ни дать ни взять театр, непонятно кем и для кого возведенный в этом пустынном месте, – Клевер стала единственной свидетельницей сражения.
Одичавшая собака поймала петуха и безжалостно трясла его, держа в зубах. Пес был охотничьей породы, но явно давно жил без хозяина, и под пегой шерстью резко проступали ребра. Петушиные перья были на удивление яркими и блестящими, они сверкали даже во время драки. Птица была явно породистой – из тех, которые получают призы и красуются в фермерских альманахах.
Силы были неравными, и несчастный петух, безнадежно проигрывая схватку, испускал предсмертные вопли, которые и заставили Клевер подойти. Неистово атаковав, собака сломала петуху крыло. Птица снова пронзительно заголосила, но продолжала храбро сопротивляться.
Клевер стала искать палку подлиннее, чтобы разнять драчунов, но тут вдруг взвыла уже собака. Оказывается, петух, повернувшись к псу здоровым крылом, глубоко вонзил ему в нос длинную шпору. Когтями другой лапы он вцепился собаке в глаза.
Собака тут же разжала зубы и выпустила птицу, но петух не ослаблял хватки, хотя противник пытался отступить.
Наконец, они расцепились, и пес с визгом бросился в чащу. Раненый петух расхаживал по кругу, волоча за собой искалеченное крыло.
Смотреть на эту птицу, перепуганную и истекающую кровью, было все равно что увидеть в зеркале собственное отражение. Все еще плача, Клевер поставила на землю сумки и ладонями вытерла щеки. Хриплым от слез голосом (сочувствие все же немного смягчило его) она позвала:
– Иди сюда, бедняжка.
Подскочив, петух повернулся, чтобы дать ей отпор, воинственно распушив перышки на шее и груди. Он хотел было захлопать крыльями, но сломанное крыло так и волочилось по земле. Петух зашатался и рухнул безжизненной кучкой черных и бирюзовых перьев.
Клевер присела на бревно, зажала петуха между коленями так, чтобы он не мог сопротивляться здоровым крылом, а его страшные шпоры оказались от нее подальше. Птичья голова безвольно опустилась ей на бедро, но петух еще дышал.
Самым правильным было бы поскорее избавить его от страданий и зажарить на костре. Клевер и вспомнить не могла, когда видела мясо. Она вынула из мешка нож, но не смогла собраться с духом, чтобы перерезать петушиную шею. Кругом и так было слишком много крови. Да и крыло, похоже, было сломано только в одном месте. Если петуху помочь, у него были все шансы выжить.
Глупо, конечно, было лечить птицу. Но Клевер чувствовала себя такой потерянной и беспомощной,
