поединке, в схватке один на один. И после этого люди вашего зятя сложили оружие…
– Его ранил герцог – в честном поединке? Не может этого быть! Де Монсегюр – лучший меч Лангедока! – воскликнул старый граф.
– Ну, а Черная Роза – лучший клинок Французского королевства, а, возможно, и всей Европы, – гордо отвечал де Брие. – Ваше сиятельство, недоверие – плохой советчик. Почему бы вам прямо не взглянуть в глаза реальности? Уже почти все ваши сторонники либо мертвы, либо сдались, либо бежали за границы Франции. Осталась лишь горстка повстанцев, но и они скоро будут, милостью Божьей, раздавлены…
– Тогда к чему ваш визит, ваши переговоры со мной? – резко спросил Руссильон. – Пусть ваш герцог осаждает замок… или берет его приступом!
– Дело в том, господин граф, что вы – наиболее знатный и уважаемый дворянин в провинции Лангедок. Вы могущественны и богаты. К вашему мнению прислушиваются, с вами считаются. К тому же вы, в отличие от многих бунтовщиков, не изменили нашей святой католической вере. И к вам – и это самое главное, – у нашего государя особое, отнюдь не враждебное, как вы, наверное, полагаете, отношение. Его величество хорошо помнит вас и ваши прежние заслуги перед французским престолом. Если вы склоните перед королем голову и вновь признаете его законным и единственным своим сюзереном, вашему примеру последуют многие другие… И вот поэтому я и должен вручить вам второе послание – лично от его величества.
– Послание… короля? – изумленно воскликнул Руссильон.
Де Брие расстегнул золотой замочек на висевшем у него на поясе, рядом с мечом, бархатном футляре, достал оттуда свиток и, благоговейно приложившись губами к большой красной печати, передал его собеседнику.
Невольно дрогнувшей рукой, не в силах скрыть волнение, старик взял свиток и, сломав печать, прочел содержание королевского послания.
Затем, ещё более изумленно, он воззрился на де Брие.
– Что же это? – воскликнул Руссильон. – Как же так? Ни слова о моем бунте… о восстании против королевской власти… И потом – это предложение? Должен ли я поверить?
– Обязаны, – серьезно отвечал молодой человек. – Письмо написано пять дней назад в Париже, в королевском дворце, и доставлено лично мною сюда, в лагерь герцога Черная Роза. Монсеньор приказал мне немедленно ехать к вам в качестве парламентера… Вернее, писем государя было два – одно из них предназначалось герцогу, и он отнесся к нему как к повелению, требующему немедленного повиновения. Что касается письма его величества к вам, граф, – король Людовик продиктовал его мне сам, и мне известно его содержание, – то государь, действительно, не называет вас бунтовщиком, не выражает ни слова неодобрения вашими действиями. Наш наихристианнейший король – само милосердие. Вы полностью прощены, – и главным доказательством оного служит предложение его величества.
– Выдать
