молча стряхивая с капора хлопья снега, – который, слава тебе Господи, повалил валом, когда Березины уже подъезжали к Большой Морской, где находился особняк генеральши Лисицыной.
– Ну, а что ты хмурая да бледная, Анюта? – спросила Льветарисна, оборачиваясь к ней.
– Извините, тетя. Устала чуть-чуть.
– Устала? Ничего, за семь дней отоспишься-отдохнешь. У меня новость, от которой любое девичье личико заалеет. Через неделю бал в Николаевском зале Зимнего; приглашение есть, так что, Алечка, и ты, Анюта, вы обе непременно там будете! А до того времени постараемся вам гардероб справить побыстрее, благо, три француженки-портнихи меня обшивают. Ты что, Марья, вроде как улыбнулась ехидно? Нет, показалось мне? Да ладно, вижу ж тебя насквозь! Усмехаешься, что, мол, я траур ношу, и чего меня иностранкам обшивать? А это моя такая прихоть… Алечка, Анюта, завтра с утра всех мадам позову, будем ткани выбирать и примеркой займемся. А пока – по своим комнатам, переодевайтесь, да через полчаса к ужину вас жду.
«Любимый мой Андрей! Ты получишь это письмо нескоро, но я не могу не написать тебе. Вот и добрались мы благополучно до Петербурга. Через неделю будет бал, на который мы приглашены. Алина вне себя от восторга и предвкушения. Думаю, у нее не будет отбоя от поклонников. Видел бы ты ее сейчас! Она за эти пять лет превратилась в настоящую красавицу. И как же она похожа на тебя, любовь моя!..»
– Можно к тебе, Анюта? – послышался за дверью голос Льветарисны.
– Заходите, тетя, – Аня поспешно промокнула лист и спрятала его под бювар.
Льветарисна вошла в комнату.
– Как устроилась, голубка, на новом месте?
Девушка улыбнулась. Комната эта всегда была ее, Аниной, когда они приезжали гостить к Льветарисне. Здесь Ане была знакома каждая половица; так что вопрос об устройстве был совсем ни к чему.
– Замечательно, тетя. Спасибо вам.
– Ну, и хорошо. А пишешь кому?
Аня почувствовала, как щеки заливает предательский румянец.
– Никому. Я… я собиралась papа́ написать. Что мы добрались, и что все хорошо.
– Отцу – это хорошо. – Льветарисна прошлась по комнате. Затем подошла к Ане и приподняла ее лицо за подбородок:
– Девочка моя, я думала, за этот год ты хоть немного поправишься да румяной станешь. Вон твоя сестра – наливное яблочко! А у тебя… дай-ка пощупаю… вон, косточки на ключицах – как у цыпленка дохленького торчат. Не дело это, Анюта!
– Я просто малоежка, тетя…
– Малоежка она! И малосоня – вон какие под глазам круги. И отчего ж это все?
– Не знаю…
– Зато я знаю. И почему четыре года назад ухаживания Льва Горского отвергла. А ведь такой был жених!.. Это все Андрей. Так ли?
– Н-нет, тетя, – пыталась освободить пылающее
