дил туда, где скрывались тайна и иносказание.
Рольф срывал звук этого голоса с пухлых губ, сцеловывал с них свое имя и с упоением обнимал тонкую талию. А потом спускался ниже, к курчавому треугольнику светлых волос, раскрывал пальцами влажные складки, втягивал в рот набухший бугорок и задыхался от той бури, что поднималась внутри. Горел в огне, утолить который могла только она, его…
– Кронинг! Стоянка десять минут!
Рольф резко открыл глаза и недоуменно нахмурился, в первые секунды не осознав до конца, где он и что тут делает. А потом взгляд остановился на сидящей напротив Софии, и он все вспомнил. Конечно. Поездка в Вакарию.
– Не устали? – Спросил жену, отмечая, что голос звучит хрипло.
Рес… Это все сон виноват. Привидится же такое…
Рольф потер лоб рукой, стремясь стереть мелькающие перед глазами картинки, а память не сдавалась, упорно подсовывая то вид обнаженной груди, то пышные бедра, то узкую щиколотку.
Взгляд сам собой скользнул по ногам Софии и зацепился за тонкую полоску чулок, виднеющуюся над высокими, опушенными мехом ботиками.
– Нет, не устала, – сказала Софи, а он все смотрел, словно завороженный, и никак не мог оторваться.
– Через полчаса приедем, – неизвестно зачем сказал он и наконец отвел глаза.
За окном царила привычная вокзальная суета – носильщики, пассажиры, провожающие и кондукторы. Они напоминали статистов в пьесе, исполняющих давно надоевшие роли.
В ответ на его слова София кивнула и снова погрузилась в книгу, которую читала от самого Бреголя.
Поезд застонал и тронулся с места, колеса монотонно застучали, разбавляя тишину купе и вызывая внутри почти забытое умиротворение, а Рольф смотрел на сидящую напротив девушку и размышлял о том, когда все успело зайти так далеко. Подумать только! До недавнего времени он вообще не поддавался эмоциям, отгородившись ото всех холодом родовой магии, но Софи, с ее обманчиво мягкой внешностью и удивительно твердым характером, умудрялась делать все, чтобы не оставить камня на камне от его равнодушия. Упрямая заноза. Поначалу ее поведение вызывало раздражение, потом злость, дальше ему стало интересно, а совсем недавно он поймал себя на совершенно неуместной симпатии. Еще и сны эти… Что скрывать? Пора признаться – девушка его зацепила. Ему нравилась ее увлеченность любимым, хоть и нелегким, делом. Нравились веселые кудряшки, выбивающиеся из любой, даже самой строгой прически. Нравилось наблюдать за женой, когда та сосредоточенно и четко разбирала медицинские инструменты или, с такой же сосредоточенностью, вымешивала тесто для кексов или готовила жаркое. А еще ему нравилось засыпать и просыпаться с Софи. И это при том, что раньше он всегда предпочитал спать один, и даже после самой бурной ночи норовил уйти до рассвета, чтобы избежать обычной утренней неловкости. Это ночью все кошки серы, а все женщины красавицы, а вот утром, когда безжалостно обнажаются малейшие недостатки… Нет, он был достаточно эстетом для того, чтобы не разрушать иллюзий. С Софией все оказалось иначе. Поначалу Рольф не поверил, что подобное возможно, и решил провести эксперимент. Насколько его хватит? Когда придет привычное раздражение? День? Три? Неделя?
Вот только раздражение так и не пришло. И теперь он каждое утро с какой-то незнакомой жадностью наблюдал, как первые лучи рассвета скользят по нежному лицу. Как алеют пухлые, слегка приоткрытые губы, как щеки окрашиваются едва заметным румянцем, похожим на мягкие разводы акварели. А трепещущие ресницы? Длинные, загнутые, удивительно темные. Он с замиранием сердца ждал, когда они дрогнут и поднимутся, открыв взгляду томные со сна, но удивительно яркие глаза, похожие на овсяное поле, освещенное июньским солнцем.
А дальше… Он и сам не заметил, как завяз в нежной мягкости души, в молодом азарте, что блестел во взгляде жены, и в тех желаниях, что будило присутствие Софи. Да, последние дни выдались для него горькими и сладкими одновременно. Просыпаться, удерживая в объятиях молодую, привлекательную женщину и находя ее губы своими, а потом понимать, что это все, на что ты способен… Каратен ураз! Это оказалось… больно.
И если бы дело было только в физическом влечении и в неспособности его удовлетворить. С каждым днем Рольфу приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы сдержать кипящие внутри эмоции, а напускная холодность давалась ему все сложнее. Еще и появившийся на руке жены цветок, как две капли воды похожий на тот, что изображался на древнем гербе его предков – тонкий, но несгибаемый первоцвет, растущий в горах Вакарии. Откуда он взялся?
Ответ, приходящий в голову, совсем не нравился Рольфу. Это было бы слишком… невероятно. И опасно. Хотя, с другой стороны, как еще объяснить все странности, происходящие вокруг него с появлением Софии?
Слишком много вопросов. И Коул ничего толком не сказал, кроме невразумительного: – «Приезжай в Рендолл, Рольф. Все ответы – здесь».
– Конечная! –
