к реке, – и на небо высыпали звезды.
«Заморозок, поди-ка, будет. Первый», – Зинаида, конечно, все закрыла, но вдруг да что-то пропустила.
«А заморозок, точно, будет, тут и к бабке не ходи», – Петруха зябко передернул плечами, и остро почувствовал, как покрывается еще не коркой, – еще только пот выжимает на рубахе круги соли. Но это было знание, а реалия прошлась по спине туда-сюда холодным ознобом, и… сразу же заныло тело, и уже было не сдержать противной мелкой дрожи.
Если бы …. Если бы борода не была коротка, то он знал бы, как согреться. «А какая разница?» – А, действительно, какая разница? Он начал медленно по-змеиному изгибать тело, стараясь как можно меньше досаждать бороде, затем топать ногами, растирать кожу везде, куда достают руки. Раньше такое помогало.
Помогло оно и сейчас, только устал он быстрее, чем согрелся, но удивительно, боль из тела ушла, – и маленькая надежда выжить затеплилась в глубине уже остывающего пепла.
Петруха не знает, чьи это слова, но ему хватило и одного прочтения, чтобы запомнить на всю жизнь.
Запретная мысль, но она уже выскочила, и чтобы сменить запретную тему, Петруха принялся изучать Небо. Хотя, как изучать? Голова постоянно повернута на юг, в ту часть неба, которую раньше, как-то так, не замечал, а вот теперь ….
Небо еще больше вызвездило. Петруха никогда прежде не думал, что на небе столько звезд. Но это – звезд, а учитель физики говорил, что каждая звезда – это Солнце, а вокруг него миллиарды лет вращаются свои планеты.
«И это только маленькая часть Вселенной, которую нам хоть как-то удается увидеть». Разумеется, «Мели Емеля, – твоя неделя», – для того, чтобы понять свою ничтожность, и того, что видишь, хватит. А учитель, – молодой еще, – ему все простительно, – снисходительно так, а значит, обидно, рассмеялся: «Если не можешь это принять, тогда придется залезть а навоз, чтобы не видеть всего этого».
В навоз никто прятаться не стал, – самого учителя выкупали в навозной жиже. Глупо, конечно, получилось, – и им величия не добавилось, разве что у него спеси убавилось.
– Чего этим хотели доказать, – Жаловался на следующий день Петрухе учитель, и никак не мог услышать: «Небо-то здесь и не причем, как бы. Свою территорию защищают».
А может, и причем? Всегда люди боялись своей немощи, а Небо….
А как не бояться, если всю жизнь приходится выживать, даже тем, у кого полные семьи, а уж тем, у кого судьба Петрухи – сам Бог велел. Только больно много таких. В них рано взрослели, рано сгибались в три погибели, и рано выправлялись.
Своего отца Петруха почти не помнит. Принципиально не помнит. Не было его, точнее, проходил тут какой-то.
«Он тебе жизнь подарил», – Увещевала мать. – «Вырастил тебя».
И все закончилось в семь лет. Мать билась из последних сил, а этот морду отрастил, – в дверь не влезает, а работать – не может он, видите ли, жертва войны. Три год где-то пропадал, –
