наблюдая, прислушиваясь. Труда это не составляло, в Хейлсе теперь достаточно людей, чтоб нагнать шуму и без меня. Джоанна мечтала о Ситоне, это спасало меня от ее нравоучений, Мардж пришла в ужас от острот короля и засела за вышиванием у себя в Восточной башне, Адам спасался на конюшне, самолично чистя и обихаживая гнедого, и только Уилл с Патриком шатались по двору, разевая рот на вышитые ливреи и штандарты придворных, но с тех моих братьев спрос короток, умением заглядывать в темные углы они никогда не отличались. Все вместе мы сошлись в тот день только за обедом. Единственное испытание, которое мне выпало – приветствием, когда граф и лорд-адмирал явился в холле.
Леди-мать склонила голову, дочери присели, сыновья поклонились – он кивнул, и лишь затем было позволено сесть к нижнему столу, Уиллу же и Патрику велено было показать, чему научились у Хоумов – пажеские умения рассечь жаркое, нарезать хлеб, подать гостям. Обед прошел чинно, без хлопот и ссор, даже мы в нашей семье порой такое умеем. Бок вчерашнего кабана, желанного моего трофея, моей овеществленной взрослости… за нижним столом наливали эль, отнюдь не разбавленное вино, но я не чувствовал вкуса, мне все было как вода и зола. Патрик с Уиллом разносили блюда, умудряясь скинуть мне на тренчер кости без малого количества мяса, пока Адам просто не придержал за руку одного из них – так придержал, как он умеет. Джоанна чинно отщипывала крошки от корки хлеба, отправляя их в рот, Мардж выжидала сладкого. Интересно, пойдет ли она кормить своих фей яблоками в меду?
– Довольны ли вы обедом, мой господин? – мимоходом осведомилась леди-мать, складывая на край блюда ложку и нож. Соединяясь вместе, предметы прибора издали звук, схожий с лязганьем оружия.
Удивительно она умела делать вид, что все благополучно, хотя камеристка ее Роуз уже ходила с красными, сухими от соли глазами, а ведь и суток не прошло, как Босуэлл вернулся домой.
– Вполне, благодарю вас.
– Коли так, надеюсь, и сердце в вас помягчает, не токмо желудок, – обронила графиня безжалостно точно. – Радость вашего возвращения к нам, о муж и отец, да не умалится жаром вашего гнева на малости наших прегрешений. Особливо несуществующих…
Взор, которым наградил ее граф, был достоин кисти лучшего живописца. Жалею, что не могу точно его описать. Скажу одно, на любимую женщину, на женщину вообще так не смотрят. Мать никогда не забывала, что снизошла. Отец никогда не забывал, что кровь сыновей выше, чем его собственная. Пожалуй, он и мстил нам ровно за это. И выждал, покуда леди-мать первой покинула холл – ей предстояло управиться со сбором невестиного скарба назавтра. Падчерица и дочь госпожи графини встали было за нею следом, однако отец поднял взгляд от тарелки:
– Девицы!
Те снова присели.
– Джоанна!
Нота тепла, возникавшая в его голосе, как луч солнца в холодной воде, едва он смотрел
